Почти как люди

– Ну что,– донесся с галерки удивительно бодрый и звучный голос Февраля,– на первой же заправке по пивку?

Вопрос, разумеется, был риторическим, но я зачем-то ответил:

– Не знаю. Смотря чего душа моя раненая пожелает.

– Нет,– поучительно изрек Февраль,– душа твоя раненая пожелает "…И пивка!", знаем мы ее.

Ну что ж, ему виднее, он ведь и вправду большой знаток раненых душ, потому, наверное, что и сам навылет ранен уже очень, очень давно.

Впрочем, бог ему судья.

Да и нам всем – тоже.

Глава 5. Ангелы и бесы

Был выходной- первый, а возможно, и единственный за все время гастролей.

Ещё вчера, накануне столь прекрасного, и ожидаемого всеми дня, меня уже спрашивали о планах, и, услышав невразумительный, скользкий ответ, принимались наперебой предлагать возможные варианты. Девушки предлагали совместные прогулки по городу и осмотр достопримечательностей, хотя под достопримечательностями, скорее всего, имелись ввиду магазины, парни звали посетить несколько местных кабаков с изумительным немецким пивом, а ближе к вечеру намекали на скромный шабаш в гостиничной сауне. Но я отнекивался и от тех, и от других, ловко утаивая причину отказа, а с самого утра, пока все ещё спали, сбежал из отеля, полчаса несся сквозь черноту иноземного метрополитена, с бескорыстным любопытством вслушиваясь в сочную, звонкую и непонятную речь, потом минут пятнадцать торчал в очереди, затем ещё минут десять объяснялся с обслуживающим персоналом вокзальных касс, подкрепляя свой далёкий от совершенства английский языком жестов, и после, проторчав двадцать минут на широком, удивительно чистом и многолюдном перроне, сел, наконец, в поезд, своим комфортом, мягкостью и скоростью хода больше напоминавший самолёт. По вагону прошла миловидная барышня, предлагающая еду и напитки – я отказался. За ней проплыл тучный пожилой контролер – я предъявил билет.

Все мне нравилось. Всюду, в каждой мелочи, я подмечал приятную европейскость, и подметив, удовлетворённо думал: "вот он, комфортабельный, практичный, преуспевающий Запад. Другие люди, другое устройство жизни, и глядя на все это, с удовольствием впитывая, как губка, сам тоже становишься другим – таким цивилизованным, гладким, удобным…". У меня с собой была бутылка пива, но мне даже не хотелось открывать ее, и если бы на родине я прикончил ее без всякой задней мысли, то теперь ощущался какой-то невиданный прежде внутренний протест- мол, ещё только десять утра, как можно начинать распивать в такое раннее время? Не солидно как-то. Стыдно даже. Казалось, если я сейчас открою свое пиво, все пассажиры посмотрят на меня даже не с порицанием, а с каким-то сдержанным, европейским непониманием, вроде как застесняются меня. Вообще, я ощущал себя мелким, грязным бесом, сбежавшим из своего обжитого ада, чтобы хоть одним глазком посмотреть на тот самый рай, о котором все говорят. И вот, добился-таки своего – вокруг ангелы, и вообще все устроено по-ангельски до такой степени, что начинаешь стесняться собственного запаха серы, намертво въевшегося в плоть, и всех остальных атрибутов преисподней, слишком выдающих в тебе чужака.

Вот, скажем, самый обыкновенный пригородный поезд, в котором я сейчас мчусь – где, спрашивается, попрошайки-инвалиды? Где толстые, грудастые товарки, сорванными голосами предлагающие суперклей, ножи или сверхсовременные тяпки? Где грустные, одетые в рванье трубадуры, переходящие из вагона в вагон и фальшиво, зато с душевным надрывом тянущие вечные песни о главном? Где, в конце концов, безбилетники, сиротливо жмущиеся в прокуренном тамбуре и высматривающие контролёров? Нет, всю эту людскую шелуху в рай, видимо, не пустили, и, наверное, правильно сделали, а я, мелкий, но хитрый бес, буду шифроваться до последнего, пока не раскусят и не выгонят.

Несколько дней назад, после очередного концерта, я написал старой знакомой, вспомнив, что живёт она не так далеко от города, где у нас планировался выходной. Разумеется, она пригласила приехать в гости, и, разумеется, я согласился. В общем-то, особо близки мы никогда не были – какое-то время она спала с моим студенческим другом, и я знал о ней только с его слов, как, собственно, и она обо мне. Один раз вроде бы пили все вместе. А потом она уехала жить и работать сюда, друг, не особо печалясь, нашел себе другую, я же сохранил в памяти только имя, да и то, потому что редкое- Антонина. Тоня, если по-простому. Сколько с тех пор прошло лет? Да не так много, в общем-то – года три или четыре. И вот я напросился в гости, сам не знаю, зачем, на правах старого знакомого. А что такого? Приеду, посмотрю хоть, какого это, жить в максимально пригодных для обитания условиях. Мы выпьем, повспоминаем былое, а потом уберусь восвояси. В любом случае- хоть какое-то разнообразие. Не все ж с коллегами до потери сознания упиваться? Да и, как ни крути, человеку, так и не сумевшему как следует устроиться в жизни, полезно посмотреть на свою полную противоположность- авось, чего-нибудь для себя дельного да почерпнешь.