Почти как люди

Почему-то мне стало не по себе оттого, что вот он, собственно, муж, стоит передо мной, а жена там, на скамейке, с Февралем… Впрочем, я-то здесь причем?

– Я?– переспросил Гришка,– я нормально. Только вот туалет никак найти не могу – темно тут, блин.

– А в номере у тебя что, туалета нет?

– Есть конечно, но там мой сосед заперся и уснул. До утра не разбудишь – бесполезно.

Я с пониманием кивнул.

Звякнула входная дверь, и кто-то ещё вошёл в холл. Мы с Гришкой одновременно повернули головы, и я даже успел зажмуриться, представив входящего Февраля в обнимку с Галкой, и неизбежную драматическую сцену, последующую за этим, но все обошлось, ибо это оказался всего-навсего контрабасист Витя, которого почему-то за глаза все звали просто Глистой. Впрочем, Витя об этом знал, и странным образом никогда не обижался на, в общем-то, не самое благозвучное прозвище.

Мы поздоровались.

– Витёк!– искренне обрадовался встрече Гришка,– ну здорова! У тебя ведь День Рождения сегодня, я правильно понимаю?

– Правильно,– хмуро подтвердил Глиста.

– А чего смурной такой?

– Понимаешь, я в прошлом отеле все трусы свои постирал, на батарею в ванной сушиться повесил, и забыл. Только сегодня, уже в дороге вспомнил. Ну ты прикинь, впереди ещё недели две, а у меня ни одних трусов. Не дай бог причиндалы просквозит… Да и вообще, дискомфорт ощущается.

– Погоди,– сказал Гришка, и отошёл в дальний угол холла.

Было темно, и оттого я мог лишь предположить, что он там делает, судя по шороху одежды. Вернулся же Гришка спустя минуты две, с широченной улыбкой во всю морду и бледно зелёными трусами в руке.

– На!– он протянул трусы Глисте с таким видом, будто вручал ключи от новенького автомобиля, припаркованного здесь же, у отеля,– носи на здоровье! Ты не думай – чистые, полчаса назад надел! С днём рождения, старина!

Они обнялись, а я не выдержал, и предложил:

– Ну что, мужики, пошли ко мне, подарок обмоем, а?

И возражений, естественно, не последовало.

***

Толик чрезвычайно обрадовался нашему появлению. Он сидел за столом и с задумчивым видом смотрел в дымящуюся кружку с чаем, а когда все мы шумной, смеющейся и задорно матерящейся ратью ввалились в номер, так прям расцвел.

– Иногда вот так сядешь спокойно чайку попить, и вдруг явственно осознаешь – что-то на душе слишком спокойно- пора какой-нибудь хуйни натворить,– сообщил он и хохотнул,– а тут вы. Да здравствует материализация желаемого!

Мы быстро рассредоточились по номеру – Генка и Глиста заняли места на широком подоконнике, Костя Ляхов и Гусля, которых мы подобрали по дороге, устроились прямо на полу, привалившись спинами к стене, а мы с Толиком, по праву хозяев, уселись за столом и принялись сервировать поляну. Спустя полчаса к нам присоединились Таран с уже плохо выговаривающим слова инспектором, а ещё через час дошел-таки и Полпальца.

– Мы забыли о главном правиле любых гастрольных посиделок,– выждав удобный момент, шепнул мне на ухо Толик.

– Это еще что за правило?

– Никогда не устраивать шабашей подобного рода в своем номере. В чужом каком-нибудь – это пожалуйста, но в своем…

– Почему?

– Может плохо кончиться. Вон, например, видишь, плазменный телевизор на стене висит? А вон столик туалетный, стоимостью в наши три зарплаты… Не случилось бы беды…

– Да перестань, не бзди.

И дальше пошло-поехало, по привычному сценарию.

– Да если бы проститутка вокзальная, самого низкого пошиба, узнала, что я за четыре часа зарабатываю такие вот суммы, она бы не поняла, бляха муха!– ревел в пьяном угаре Полпальца.

– Есть такие шлюхи, которые вообще дают из идейных соображений, а не за деньги,– не соглашался с ним Толик,– так они ведь почти как мы!

– Ты пойми,– тем временем объяснял Таран Гусле,– с нашей житухой даже последней сукой быть трудно – обязательно кто-то пристроится сзади.

Я и сам очень быстро дошел до нужной кондиции, с кем-то о чем-то спорил, с кем-то о чём-то пил… И все бродила по краю пьяного сознания странная, тревожная мысль, за которую никак не удавалось ухватиться. Так бывает: вокруг, вроде как, полная гармония, внутри тем более, а всё-таки что-то покоя не даёт, как загнанная в палец заноза – крохотная такая, едва различимая… "Отстань,– говорю я этой таинственной тревоге,– видишь, у меня все хорошо. Иди и надоедай кому-нибудь другому, неудачливому, несчастливому. А не уйдешь по-хорошему – так я тебя алкоголем забью, как забивают бешенную собаку".

И, вроде бы даже, получилось.

Ко мне подошёл Генка, попробовал что-то сказать, но у него ничего не вышло.

– Гена,– говорю,– может тебе на сегодня достаточно? А то опять от жены втык получишь.

– А что, заметно?– искренне удивился Генка, пошатнулся, оперся о стену плечом, и тут же плавно сполз по ней на пол.

– Ну, слегка,– ответил я, и, переступив через него, направился к батарее стоящих на столе разнокалиберных бутылок за добавкой.

У стола беседовали Толик и Полпальца. Когда я подходил, Толик как раз закусывал очередную порцию алкоголя помидорной долькой.

– Ты только помни,– сказал я ему,– что помидоры мы не мыли. А завтра полдня в автобусе ехать. И туалет только раз в три часа. Не боишься?