Почти как люди

– Нет,– я покачал головой,– это у вас, здесь, должны все ее любить.

А про себя добавил: " как любят что-то, что никуда не девалось, но забылось, и к чему уже никогда не вернёшься".

"Невдалеке вонял костер,

А рядом плавно падал кран,

Плевались звезды, а лифтер

Узнал всю правду.

Не за что биться,

Нечем делиться,

Все об одном.

Стоит ли злиться

Там за окном

Птица я, птица…"

Теперь уже тот, что в очках, склонился надо мной, и что-то спросил.

– Он спрашивает- это хорошая песня?– перевела Аня.

Я кивнул. Немец опять задал вопрос.

– Спрашивает- о чем она?

Я в ответ лишь пожал плечами.

"А крыши видели закат,

И стены помнили войну,

А я так счастлив, я так рад,

Что кто-то счастлив.

Не за что биться,

Нечем делиться,

Все об одном.

Стоит ли злиться

Там за окном

Птица я, птица…"

Песня оборвалась, и за столом повисла печальная тишина.

– Ну что, мне кажется, пора спать,– бодро, с совсем уже неуместной жизнерадостностью объявила Тоня, и, видимо, повторила то же самое на немецком, потому что аборигены сразу засуетились, засобиралась.

Я кивнул, встал, по очереди пожал две протянутых руки.

– Я постелю тебе в гостиной,– сказала Тоня,– а завтра с утра, на первом же поезде, поедешь обратно.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, что приехал!

И она обняла меня.

А потом, дождавшись, пока аборигены и барышни разойдутся по своим комнатам, пока затихнет и заполнится темнотой дом, я тихо скользнул в прихожую, отпер дверь, вышел на крыльцо.

Мир ангелов спал. Куда ни глянь- кромешная темнота, ни одного фонаря, ни одного горящего окна. Я закурил, с удовольствием вслушался в тихое, едва уловимое похрустывание тлеющей сигареты, засмотрелся на ее мерцающий кончик. За спиной скрипнула дверь, кто-то вышел на крыльцо, встал со мной рядом.

– Нравится?– тихо спросила Аня.

– Нет,– честно признался я.

– К этому всему нужно привыкнуть. Я стараюсь.

– Тоня тоже старается?

– Конечно,– Аня щёлкнула зажигалкой, тоже закурила,– ей тяжелее, чем мне. Я-то уже давно здесь. Оттуда уехала, когда мне шестнадцать лет было- хороший возраст. А Тоня… У нее же там друзья остались, родители, да и вообще… Она каждую неделю ходит к врачу, ей выписывают антидепрессанты… Без них вообще не может, сидит целыми днями у себя, плачет. Я ее пытаюсь успокоить, но какое там… А здесь так нельзя, понимаешь? Здесь если у людей депрессия, они идут к врачу, и им выписывают таблетки. Здесь даже тоска лечится.

– Правильно,– я кивнул,– ангелам нельзя тосковать. По статусу не положено.

– Причем тут ангелы?

– Это я так, о своем.

– Даже пойти некуда, если захочешь. Одна улица, два бара, три кафе… В больших городах, конечно, получше, но кому мы там нужны?

Помолчали.

– Я тебе не нравлюсь?

Мне даже не захотелось делать удивленного вида – я ждал этого вопроса.

– Не знаю. Нравишься, наверное.

– У меня давно не было мужчины. Мне это нужно, понимаешь?

– Понимаю.

Варварство… Боже, какое варварство. Но, наверное, ей это действительно нужно. Может быть даже необходимо. Переспать не столько с мужчиной, сколько с кусочком чего-то родного, давно и, наверное, навсегда оставленного где-то за спиной… Переспать из ностальгии…

– Побудь со мной ещё немного,– попросила Аня.

Я отрицательно покачал головой. Или наоборот, кивнул.

А в общем, это не важно.

Глава 6. Про котлы и не только.