Вот уже два часа, как я задумчиво бродил по исполинскому торговому центру, рассматривая витрины, вдыхая чуть горьковатый кондиционированный воздух, изредка поправляя висящую на плече тканевую сумку – высшую ступень эволюции советских авосек. Сумка была пуста. Не потому, конечно, что здешним богам купли-продажи нечего было предложить мне, скорее наоборот – изобилие товаров на любой вкус даже слегка пугало, и я тонул в нем, напрочь забыв даже о тех мелочах, которые, вроде как, собирался приобрести. Новые джинсы, пара футболок, может быть кеды – вот, собственно, и весь мой мелкокалиберный спрос. А, по правде сказать, я спокойно обошёлся бы и без этого. Здесь же со всех сторон на меня давили тысячи разнообразных джинсов! Миллионы футболок! Миллиарды пар кед! И каждая отдельно взятая вещь из этого тысячеликого хаоса словно бы вопила: "Купи! Купи меня!", отчего на меня накатывала тяжёлая волна какой-то дикой, бессознательной паники. В подобном месте человек, у которого все есть, ничем не отличается от человека, у которого нет ничего – та же сонная безучастность во взгляде, та же плавная, даже вальяжная походка, не имеющая ничего общего с нервной трусцой целеустремленного среднестатистического потребителя, точно знающего, что именно ему нужно. Я проходил сквозь ряды бесконечных витрин, и про себя тихо восхищался – черт возьми, что-что, а продавать здесь умеют великолепно. Причем все и всем. Один раз я даже не выдержал- зашёл в книжный магазин, разумеется, просто так, из любопытства. Я брал с полок книги на чужом языке, листал их, ласково скользя подушечками пальцев по нежной, приятной на ощупь бумаге, возвращал назад. Вокруг было светло и вкусно пахло. Очень хотелось непременно что-нибудь купить, хоть объяснить, с чем это связано, я себе не мог. Просто хотелось, и все. Как аборигены добивались этого эффекта – ума не приложу. Наверное, раз в неделю приносили в жертву алчным духам маркетинга годовалых младенцев. Особенно Надолго я застрял у стенда русской литературы – разумеется на немецком. Вот полное собрание сочинений Набокова, вот Толстой, вот Хармс с изумительными, не оторвать глаз, иллюстрациями. Мне с огромным трудом удалось пересилить себя, и не купить того же Хармса, оправдав сие тем, что вот эта прекрасная книга будет, по приезду, стоять у меня на полке, но прочитать ее не будет никакой возможности, а это, безусловно, страшно обидно. Вроде бы, вполне разумный довод, но все равно я покинул магазин с тяжким грузом на душе, какой остаётся, если прекрасная дама в последний момент отменяет свидание, а ты уже побрился, купил цветы, и даже облагородил кровать свежим постельным бельем. Прошагав ещё несколько десятков метров, поднявшись на эскалаторе и сделав короткий привал у кофейного автомата, я внезапно заметил Полпальца, стоявшего у входа в магазин часов. Окликнув его, но не дождавшись никакой реакции, я подошёл сам.
– Вот,– сказал Полпальца, кивнув на витрину магазина,– смотри, малый, Таран себе котлы купить решил.
Я посмотрел сквозь прозрачную витрину, и действительно, увидел стоящего у кассы Тарана, выбирающего себе часы. Вернее, котлы. Откуда взялось это странное слово? Кажется, я слышал его в наших фильмах про суровых, бритоголовых парней в кожаных куртках и спортивных штанах – то ли это были бандиты, то ли помятые жизнью лирические герои, сложно сказать. Они называли часы – котлами, ботинки – копытами, а пистолеты – волынами, и из уст Тарана подобные словечки звучали просто и вполне органично, ведь и сам он был когда-то то ли бандитом, то ли лирическим героем, а может и тем, и другим одновременно. Продавец за стойкой кассы суетился и что-то взволнованно объяснял.
– О чем они говорят? Таран ведь никаких языков, кроме родного, не знает?
– То-то и оно, малый. Торгаш этот – наш земляк. Таран часы себе выбрал, и теперь цену сбить пытается.
– И как, успешно?
– Пока не очень. Они уже минут пятнадцать спорят, бляха муха.
Я повнимательнее присмотрелся к продавцу, и предположил, что фамилия у него, к примеру, Кацман, или Тильтильбойм. Хотя сам не знаю, из чего я соорудил такое предложение – видимо, что-то такое было в его взгляде, в мимике, в жестах… А может, это разыгралось мое нелепое воображение.
Наконец, спустя ещё минут пять, к нам вышел гордый Таран, будто бы машинально поигрывая кистью руки, на которой красовались новые котлы
– Швейцарские,– похвастался он.
Все вместе мы спустились на самый нижний этаж торгового центра, где располагался продуктовый магазин. Взяли, как и обычно, по две бутылки иноземного крепкого алкоголя (одну на вечер, другую так, про запас), и по упаковке пива, состоявшей из шести банок. Там же, в очереди, встретили Толика примерно с тем же набором, и, придя к выводу, что место сие себя исчерпало, радостно вышли на улицу, закурили.
– Смотри, Федор Михайлович пошел,– указал мне Толик на нашего коллегу, уходящего от магазина в сторону отеля, и несущего в обеих руках по раздутому пакету с покупками,– хорошо, видно, затарился, дед.