Почти как люди

– Но ребята, кто же мог знать…– Александр Сергеевич тряхнул седой головой,– кто же мог знать, спрашиваю я вас, что вот это все… Вот все это… Ну, то есть ВОТ ЭТО… превратится однажды в такого маститого, солидного, и вообще всемирно известного дирижёра?!

И, не дожидаясь остальных, он одним махом осушил стакан.

***

Назад, за колесами, мы уже не шли- плыли. Маршрут наш изгибался причудливыми зигзагами, мы то ускоряли шаг плохо слушающихся ног, зачем-то переходя почти на бег, то наоборот, едва плелись, с особенным вниманием рассматривая тротуарные плиты под ногами. На дождь всем было уже плевать, и, видимо, оскорбленный нашим безразличием, он старался забраться зашиворот, пролезть под куртки и пальто, неприятно охладить разгоряченные тела.

"Вот когда-то было плохо,– зачем-то додумывал я странную мысль, за которую ухватился ещё в баре отеля,– было очень плохо. А ещё было голодно, тоскливо, одиноко… Тяжело было. А сейчас легко. И сытно. И по-хорошему пьяно. И даже радостно. Ведь потом, наверное, тоже будет опять тяжело, тоскливо, одиноко… И даже, может быть, страшно. Но что мне до этого "потом"? Пусть себе прячется где-то там, за поворотом, за очередным изгибом скользкой тропы, с которой шаг вправо, шаг влево- и все, пропал. Зато сейчас… То есть прямо вот СЕЙЧАС… А если думать про "потом", это ведь свихнуться можно!"

Когда мы вошли в гараж, работяг там уже не оказалось, зато нас ждал более чем представительного вида пожилой немец в строгом костюме, и сидел он не на шине, а на удобном раскладном стульчике, закинув одну ногу на другую.

– Гутентаг!– выпалил Таран.

Немец вежливо поздоровался.

Таран снова впал в ступор, и, спустя несколько минут общего молчания, вновь провозгласил:

– Гутентаг!

– Где записка, лапоть?– прошипел Полпальца.

Таран картинно хлопнул себя по лбу, принялся рыться по карманам. Нашел. Развернул. Принялся читать.

– Только про водку не читай!– запоздало напомнил Толик.

– Поздно,– вздохнув, отозвался Таран,– я уже прочитал.

Немец энергично закивал и указал на два колеса, наверное, заранее подготовленных, и теперь дожидающихся своего часа в углу мастерской.

– Ну что, мужики, берем, бляха муха?– осведомился Полпальца.

– Берем,– извлекая из кармана пачку смятых купюр, велел Таран,– только что с водкой делать? Я же вроде как пообещал этому хрену…

– Ничего, малый,– отмахнулся Полпальца,– пусть думает, что это такая фигура речи.

***

В отель мы вернулись усталыми (ибо на протяжении всего пути каждому довелось понести эти чёртовы колеса, будь они не ладны), озябшими, почти что трезвыми и оттого злыми.

– Ну, кто куда теперь?– полюбопытствовал Таран.

– Спать,– сказал Толик.

– Спать,– согласился с соседом я.

– Подняться в номер, взять добавку, и в сауну!– тоном, не терпящим возражений, велел Полпальца.

– Какая сауна? Ты время видел?

– Видел, малый, видел. Ещё полчаса работать должна. А когда мы туда завалимся, никто уже нас не выгонит. До последнего клиента, бляха муха.

– Нет, всё-таки спать,– вновь попробовал ретироваться я.

– Не понял, я что, малый, один пойду? Ты вообще виолончелист, или так, говно на палке?!

В общем, отправились мы в сауну- Полпальца, вместе с ним я, из виолончельной солидарности, вместе со мной Толик, из солидарности ко мне, и Таран, которому было все равно, где обмывать покупку. Вошли в раздевалку, стремительно сбросили с себя всю лишнюю одежду, и дальше двинулись в одних трусах. Однако, путь к парилке лежал через сервисную стойку, за которой скучал обслуживающий сауну работник. Впрочем, при нашем появлении скучать он сразу перестал, и зачастил что-то скороговоркой на английском.

– Говорит, что до закрытия полчаса осталось,– перевел Толик.

– Пусть бабу свою поучит щи варить,– ответил Полпальца.

– Переведи, что мы знаем,– сказал я.

Толик покорно перевел. Кажется, теперь халдей перепугался уже не на шутку. Толик хотел сказать ему что-то ещё, вероятно, чтобы хоть как-то успокоить, но Полпальца хлопнул его по плечу, дав понять, что дальше переговоры вести будет он. Серый кардинал виолончельной группы почти вплотную подошёл к сервисной стойке. Ткнул пальцем себе в грудь.

– Сауна,– пояснил он, а затем указал на дверь парилки, расположенную в конце коридора, и добавил хрипло, видимо, чтобы немцу все окончательно стало ясно- Ы!

Возможно мне показалось, но по телу халдея вроде как прошла мелкая дрожь. Он вновь принялся что-то объяснять по-английски.

– Говорит, что в белье в сауну нельзя- такая вот мера безопасности,– перевел Толик.

Полпальца лишь плечами пожал, а затем одним лёгким, красивым движением, напоминающим жест опытного фокусника, сбросил свои широкие семейные трусы, и, не обращая внимания на резко побледневшего, и, как мне показалось, теряющего сознание немца, повторил:

– Сауна!

И потом опять добавил, указав в сторону парилки:

– Ы!

"Всё-таки перед таким напором не устоит ни один языковой барьер"– сделал я для себя очевидный вывод.