– Слушай, а можно есть как-нибудь поаккуратнее? Я уже весь в твоей жратве!
– Еде,– глухо пояснил Февраль, – как и женщине, нужно отдаваться целиком, и не акуратничать.
Кажется, Толик хотел сказать что-то ещё, но промолчал – сейчас спорить с Февралем было глупо. Впрочем, как и с каждым из нас. Кое-как отправив оставшуюся на тарелке еду в желудок, я вновь прошел к чанам, призывно сияющим своими никелированными боками на длинных столах отельного ресторана, в котором мы завтракали – через несколько часов предстоял долгий переезд в другой город, и необходимо было запастись провизией. Для этих целей самые матёрые из наших гастролеров имели специальные свитера и куртки – карманы у такой одежды заблаговременно отпарывались, а на их место пришивались вместительные целлофановые пакеты. Сам я такой одежки не имел, поэтому с отельных завтраков был вынужден уносить лишь то, что помещалось в руках. Впрочем, мне вполне хватало и этого.
Я с интересом пробежался взглядом по оставшейся еде, и с грустью вздохнул – всю колбасу и весь сыр с блестящих подносов уже смели мои более ушлые коллеги, в хлебной корзинке сиротливо ютилась одинокая булка, на подносе с фруктами уцелели лишь два помятых мандарина. Зато в одном из лотков обнаружились сваренные всмятку яйца. Не мудрствуя лукаво, я прихватил все это, аккуратно завернув мандарины и булку в салфетку, а два яйца сунув в нагрудный карман рубашки, после чего вернулся к столу, и поведал Толику о своей добыче.
– Будь осторожен с яйцами,– предупредил Толик,– я вчера тоже два спёр, в карман сунул и уже собрался уходить, а тут ко мне вдруг официант подходит, и давай расспросами донимать, мол, понравился ли завтрак и все такое. А яйца, блин, свежесваренные, и горячие, как угли. Пока с этим официантом объяснялся, чуть не плакал – думал, у меня собственные яйца спекутся!
– Эх ты,– я хлопнул его по плечу,– умнее надо быть. В конце концов, зря что ли на рубашках нагрудный карман придумали?
– Молодец,– похвалил Толик,– соображаешь.
Ещё немного посидев, и допив свой кофе, я молча встал и двинулся к выходу из ресторана, не дожидаясь окончания трапезы коллег. Однако, выйти мне не удалось – на пороге, пинком ноги распахнув ни в чем не повинную стеклянную дверь, возник Полпальца. Весь вид его говорил о том, что серый кардинал виолончельной группы ещё не ложился, и от плотного облака спиртного аромата, окружающего его, начинали слезиться глаза.
– Малый!– с искренней радостью воскликнул он, едва завидев меня,– ты ли это, бляха муха?! Иди! Иди же ко мне! Я так скучал!
И ещё до того, как я успел что-либо предпринять, Полпальца навалился на меня всем своим остро пахнущим телом, и обнял так крепко, словно хотел вдавить в себя, поглотить, стать со мной единым целым. Даже удивительно, как это он меня не раздавил.
Впрочем, яйцам в моем нагрудном кармане повезло меньше – их гибель я воспринял с тихой, детской грустью.
***
– Пиши-пиши,– в который раз велел Таран тромбонисту Коле, который, как оказалось, немного владел немецким, и продолжил вещать, повернувшись уже ко мне,– Колеса! Знаешь, какие у них замечательные колеса? А если прямо на заводе брать – так ещё дешевле получится!
Все дело было в том, что Таран вдруг, ни с того ни с сего, решил прикупить пару немецких колес для своего автомобиля. Черт знает, кто зачал эту мысль в его мозгу, но теперь он был одержим ею. Было принято коллективное решение – отправится прямо на завод и приобрести такие желанные колеса по очень привлекательной цене. Казалось бы – чего проще? Однако, мероприятие это показалось мне весьма сомнительным ещё на стадии планирования.
По просьбе Тарана, Коля набросал нам на бумажке текст примерно следующего содержания: "Здравствуйте, ребята. Мы бы хотели приобрести у вас пару колес такой-то марки за такую-то сумму. А если сделаете скидку, то преподнесем вам от нашего стола вашему бутылку настоящей русской водки, в качестве полезного в быту сувенира". Текст, разумеется, был на немецком. Едва шпаргалка была готова, Таран схватил ее и принялся репетировать, старательно выговаривая незнакомые ему слова чужого языка, как отвечающий у доски примерный ученик на уроке. Изредка Коля поправлял его – тогда Таран кряхтел, хмурился, но принимался читать заново.
– А почему эти колеса нельзя купить у нас, на родине?– спросил я.
– Ты что, совсем дурак?
Я пожал плечами, и больше вопросов задавать не стал – какое, собственно, мое дело?