Почти как люди

И опять утро. Опять уселись в автобус- заспанные, небритые, и с перегаром. Из моего окна был хорошо виден вход в дорогой, фешенебельный отель, в котором нам довелось коротать ночь – кадка, которую ещё вчера занимала пальма, пустовала. А несколько минут назад, подходя к автобусу, я видел, как Февраль тайком запихивал в багажник какой-то продолговатый сверток, и снизу из него торчало нечто, напоминающее корни. Сопоставлять эти два факта, или нет? Можно, конечно, и сопоставить, только вот слишком уж голова гудит, так что бог с ним, со всем.

Раковину склеить так и не удалось, зато каким-то чудом удалось убедить администрацию отеля, что так все и было, то есть разбил кто-то из тех постояльцев, что занимали номер до нас. Нам поверили. Или сделали вид, что поверили. Да какая, в общем-то, разница?

Автобус тронулся. Попетлял по городу, вырулил на автобан, и понёс нас дальше.

На галерке ощутимо попахивает говном- это от Гусли. Вчера он ночью ходил за добавкой и, не заметив, влез в собачью кучу. Уж и не знаю, что за монстр эту кучу произвел на свет, но влез Гусля знатно, по щиколотку. А потом пришел в номер, выпил ещё немного и рухнул спать, не раздеваясь. Помню, как Полпальца долго принюхивался ко всем и выпытывал, чем это пахнет, никто ли не блевал. За ночь говно засохло,а обнаружил его Гусля уже в автобусе. Сначала мы, по совету Тарана, надели ему на испачканную ногу целлофановый пакет и замотали скотчем, но спустя два часа пути Гусля стал жаловаться, мол ножка дышать просит. И умоляли мы его, и угрожали, и материли- не снимай, мол, иначе всем худо будет. Но что поделаешь? Ножке ведь и вправду дышать надо… На первой же остановке мы чуть ли не силой сняли с него грязные джинсы, сунули их поглубже в багажник, ногу отмыли с хозяйственным мылом, и дальше Гусля ехал в одолженных у кого-то широких спортивных штанах.

За окном проносились уже такие привычные, почти что родные виды- ярко зелёные, будто с открытки, луга, домики, ветряные мельницы, какие-то фермы, жидкие перелески, холмы, водоемы… Иногда, вдалеке, виднелись города, и тогда в голове посверкивала одна и та же мысль- вот живут в тех городах люди, стоят сейчас в пробках, идут на работу или в школу, трясутся в метро, берут в дешёвых забегаловках кофе на вынос… И нет им никакого дела до нас, и нам нет никакого дела до них- мы стремительно проносимся мимо. Странная мысль, без особого смысла, без начала и конца, но отчего-то она доставляет удовольствие.

Я заткнул уши наушниками, закрыл глаза, запустил плеер, и не особо удивился треку, продолжившемуся с того места, на котором я остановился вчера:

«С ней хорошо, без нее как-то странно.

Мне не хватает ее слез радости,

Если она пришла, то тут же уходит плавно,

Бросая в лицо какие-то гадости.

И я держу свою дверь закрытой,

Чтобы стучалась она перед тем как ко мне войти,

Чтобы не оказалась она той, мною давно забытой,

Той, с которой мне не по пути…»

Ну вот, опять. Любовь… Ведь можно, наверное, разобраться, что это за фрукт такой экзотический, с чем его едят и чем запивают. Но я не хочу. Не-хо-чу! Устал я разбираться, надоело. Бывает, сидишь, разбираешься, разбираешься, а в итоге что получается? Скучно, пресно, и все равно не правильно. А главное, никому не нужно это разбирательство- ни себе самому, ни кому-то ещё. Просыпаешься в кровати с красивой, теплой, нежной женщиной, отчего-то одетой в твою любимую футболку, и женщина эта в первый миг пробуждения похожа на маленькую девочку, хотя уже спустя минут пять она снова мгновенно повзрослеет- вот она, любовь. Когда кажется, что любая песня любой степени пошлости, сочащаяся из динамиков дешёвой магнитолы в маршрутке, или из колонок под потолком душного, многолюдного общепита, если повествует она о чьих-то душевных терзаниях- будто бы про тебя, это, наверное, тоже любовь. Или, в конце концов, когда объект твоих воздыханий садится в такси и уносится в ночь, а ты остаешься один посреди огромного, давно уже спящего города, и с удовольствием куришь, зная, что последний автобус, троллейбус, трамвай уже давно ушел, и теперь предстоит двухчасовое странствие пешком до спального района на окраине, но даже этот скучный факт наполнен упругим, пьянящим счастьем- тоже любовь? Да, скорее всего. По крайней мере, я в это верю почти так же, как иные верят в бога, то есть всецело, искренне, и без нужды в доказательствах.

Все, в общем-то как всегда- любовью начали, любовью кончили.

А теперь спать. Ну хоть чуть-чуть – до первой остановки.

Глава 8. Колеса.

Завтрак мы поглощали молча, даже как-то угрюмо, и не особо старательно – задумчиво рылись вилками в тарелках, будто рассчитывая отыскать в общей груде бекона, фасоли, омлета и грибов какие-то невиданные деликатесы. Все одинаково помятые, заспанные, немного злые, пахнущие химической свежестью утреннего душа и зубной пасты поверх острого перегара. Февраль выглядел тоскливее всех, и орудовал столовыми приборами в своей тарелке с особенной агрессивностью – во все стороны через края летели ошмётки съестного ассорти. Первым не выдержал Толик: