– Есть только один вариант. Пока мы спали, произошла авария, все мы умерли, и теперь в раю. Правда, не ясно, как это прямо ВСЕ в раю очутились. Ну, мы-то с тобой понятно, но вот Главный наш, к примеру… Или инспектор… Или Глиста, который у меня вчера бутылку вина из номера свистнул… Грех ведь, с таким грехом в рай не пустили бы… А про Главного я вообще молчу.
– А чем мы лучше?
– Да всем! К тому же, я уже давно говорил, что распиздяев канонизировать надо. А теперь мы ещё и мучениками стали. Это типа как святые…
– Много ты в этом понимаешь,– я скривился, но в тайне принял версию Толика, так как пока что она была единственной.
– И теперь нам просто обязаны принести по бутылочке пивка,– Толик с серьезным видом стал оглядываться,– странно, что еще не принесли. А с Главным и инспектором, видимо, просто какая-то ошибка вышла. У небесной канцелярии ведь тоже ошибки случаются.
Я собрался было выдвинуть свое собственное предположение, но внезапно из динамиков над нашими головами раздался торжественный голос инспектора:
– Уважаемые артисты, доброе утро. Дело в том, что по независящим от нас причинам, сегодняшний вечерний концерт отменён. Поступило предложение провести этот незапланированный выходной здесь, у моря, а вечером поехать в следующий город. Есть возражения?
Возражений, разумеется, не было- все, кто уже проснулся, теперь тупо пялились в окна, потеряв дар речи.
Спустя полгода, совершенно случайно напоив главного бухгалтера нашего коллектива, мы узнаем, что выходной на пляже был устроен с той лишь целью, чтобы сэкономить на отеле. Но это случится только через полгода. А пока… Пока весь наш цыганский табор, обалдевший от свалившегося на него чистого, святого, совершенно бескорыстного счастья, впопыхах освобождал багажник автобуса от чемоданов, дабы извлечь из этих чемоданов полотенца, плавки, купальники, сланцы, и прочие атрибуты курортного отдыха, предусмотрительно берущиеся с собой в любые гастроли- хоть на Канарские острова, хоть в Сибирь. Воистину, дальновидности наших людей можно ставить памятник. Вот уже скачет на одной ноге Толик, старательно и без всякого стеснения стягивающий джинсы. Вот бредёт к морю, по щиколотку утопая в песке, Полпальца в широких, похожих на парус плавках, задумчиво почесывая голое, волосатое пузо. Вот аккуратно стелет свое полотенце под пляжным тентом Февраль. Тем временем женская половина коллектива уже успела соорудить в неработающем туалете автобуса комнату для переодеваний, и туда сразу же выстроилась очередь. Я наблюдал за всей этой радостной, праздничной суетой, покуривая в сторонке, первым делом избавившись от футболки и обвязав ей голову на манер тюрбана. Мне совершенно не хотелось суетиться. Наоборот, хотелось вот так еще долго стоять, смотреть сквозь щелки блаженно полуприкрытых глаз на море, глотать табачный дым напополам со свежим морским воздухом, и ни о чем не думать. Прямо вот совершенно ни о чем. Впрочем, я довольно скоро сообразил, что стоять не обязательно- можно и присесть. А затем оказалось, что лежать на теплом песке пляжа ещё приятнее, чем сидеть, и глаза лучше закрыть совсем. Счастья ведь много не бывает, верно?
***
– Ну что ты цедишь, как из пипетки? Лей ещё!
– У тебя вообще совесть есть? Ещё прошлую порцию никто не допил! Это тебе не наша бормотуха, это импортный виски!
– У нас в коллективе свобода совести. Хочешь имей совесть, хочешь- не имей. Что, забыл? Ну, так я тебе напомню.
Февраль, Полпальца, Толик, Анатольич, буддист Шурка, и конечно же я сидели в тени широкого пляжного зонта, потягивали виски из дорожных алюминиевых рюмок и блаженно рассматривали молодых коллег женского пола, стайками прогуливающихся вдоль пляжа в купальниках. Иными словами, мы наслаждались жизнью, сделавшей такой внезапный поворот, смакуя каждую секунду, насквозь пропитанную морем и солнцем.
– Шурка, давно спросить хотел,– лениво пробасил Полпальца,– чего у тебя глаза такие грустные, как у коровы?
И, не дождавшись ответа, пояснил:
– Знаете, мужики, почему у коров глаза такие грустные? Да потому что за титьки дёргают каждый день, а трахают только раз в год.
– Только что придумал?– полюбопытствовал Февраль.
– Я знал это с детства!– с гордостью заверил нас Полпальца.
– Тяжёлое у тебя детство было.
– А как же, малый? И детство, и юность. Эх, где же ты, моя юность, бляха муха.
– Да,– Февраль кивнул,– в молодости, когда только пришел к нам, ты был тот ещё черт. И сейчас не сахар, а тогда… Такие номера, помнится, откалывал… Как прежнего нашего Главного в ментовку сдал, помнишь?
– Помню!– Полпальца затрясся от смеха,– во времена были, а!
– Это и я помню,– Анатольич тоже хихикнул,– весь оркестр на утреннюю репетицию приходит, а дирижёра нет. Полчаса сидим- нету. Час сидим- нету. Инспектор оркестр отпустил. А потом оказалось, что какой-то доброжелатель позвонил с утра ментам и сообщил, что узнал злодея, чью морду в утренней криминальной хронике по телеку крутили. Это, мол, наш главный дирижёр. Менты на любую такую наводку реагировать должны- вот и забрали Главного. Полдня в отделении продержали.