– Это ещё что,– Февраль махнул рукой,– а помните, как он на одних гастролях в усмерть напился, и к председателю худсовета, который в соседнем номере жил, пошел? Совсем ещё тогда зелёный был, лет двадцать пять, по-моему. Приходит, значит, к председателю, и спрашивает, мол, ты член худсовета? Тот отвечает, что член. Этот спрашивает, мол, точно член? Председатель отвечает, что точно. Тогда черт этот и говорит, типа объясни тогда, раз ты худсовета член, почему в коллективе ебать некого?
– Было и такое,– подтвердил Полпальца,– много чего было, бляха муха. Это сейчас я уже почти остепенился. Старею, мужики. Спать стал плохо, всякое говно снится. Вот сегодня, к примеру, видел сон, будто сижу я на берегу реки, а по реке плывут гробы. И в каждом гробу, мужики, не поверите- по дирижеру!
– Ну что ты злой такой?– не выдержал вдруг Шура,– есть ведь и хорошие дирижёры! А ты всех под одну гребёнку…
– Ну да,– не стал спорить Полпальца, мечтательно уставившись в морскую даль,– хорошие дирижеры- в хороших гробах, а плохие- в плохих.
Я тоже хотел добавить к сказанному что-нибудь лёгкое и остроумное, и уже даже открыл рот, но тут Толик легонько ткнул меня в колено, и, сделав страшные глаза, кивком головы указал куда-то за мою спину. Я повернулся.
В нескольких метрах от нашего пляжного зонта, видимо, опасаясь подойти ближе, стояла Алиса. Едва я взглянул на нее, как внутри тут же что-то натянулось туго-туго, словно струна, горло забил холодный ком, а сердце принялось бешено колотиться о прутья грудной клетки, явно вознамерившись проломить преграду и вырваться на волю. Один лишь мозг оставался беспристрастным, навязывая свое трезвое недоумение- ну, подумаешь, красивая барышня. Ну, подумаешь, в купальнике. Ну, подумаешь, грива красных волос, как пламя факела, то взлетает, то опадает на теплом морском ветру. И что с того? "Слушай меня, а не свой детородный орган, идиот!– что есть силы вопил мозг, наверное, предчувствуя, что скоро канал связи с ним будет грубо обрублен,– а сердце вообще отвечает только за перекачку крови, и ни за что больше!"
– Лиска!– радостно возопил Полпальца,– чего там встала, как не родная? Давай к нам!
Но тут подал голос Анатольич, за что я, наверное, буду благодарен заслуженному ветерану сцены до конца жизни:
– Не слушай его, Алиса. Чего тебе с нами, пьяными старыми дураками, сидеть? Иди лучше с нашим добрым молодцем прогуляйся- полезнее будет.
Кажется, я на несколько секунд впал в глухой ступор, потому что Февраль вроде бы в шутку, но довольно ощутимо ткнул меня в плечо и не громко сказал:
– Иди, добрый молодец, прогуляй даму. А то смотри, ее Полпальца прогуляет.
Я тут же встал, попытался стереть с лица глупую улыбку, но не смог, и, мысленно махнув на все рукой, направился к ней, с удовольствием увязая по щиколотку в теплом песке.
А потом мы долго бродили вдоль пляжа то в одну, то в другую сторону, и опять говорили, и опять я совсем не слушал ее, а только смотрел, как она говорит, как часто возвращает за ухо часть непослушных волос, как смеётся, как жмурится на солнце…
И в этот самый миг не было ни одной такой божественной кары, ни одного указывающего на меня когтистого пальца злой судьбы- вообще ничего такого, что пугающей, исполинской громадой скрывалось бы в сумерках грядущего. Есть море, песок, чайки, треугольник паруса на горизонте. Есть эта странная, совсем не похожая на остальных девушка, и я, идущий рядом с ней, втягивающий живот и будто бы случайно старающийся в самом выгодном свете продемонстрировать ей то свой профиль, то анфас. Я так давно не старался никому понравиться, что даже успел забыть, как это делается, и, кажется, мои попытки никакого особенного успеха не имели. Может быть, ей все это и не нужно? Может, ей просто доставляет удовольствие гулять вот так вот, взад вперёд, а я- всего лишь приятное дополнение, идущее рядом? В конце концов, собой я весьма не дурен- высок, строен, широкоплеч, голубоглаз… Может, ей это все глубоко безразлично, но для виду, для картинки кто-то ведь должен быть рядом? Так пусть буду хоть я… С другой стороны, ведь из всех выбрала она именно меня- чем не повод для гордости?
Наверное, я сам себе придумал эту странную девушку, эту странную, нелепую жизнь, может быть даже этих чаек и этот парус… И что с того? У кого-то нет даже этого. У кого-то ВООБЩЕ ничего нет. А у меня- есть!