С места, где я стою, мне не видно ни Лейва, ни свиней, за перегородками что-то хлопает, и в сеновале раздается визг такой громкости, что мне даже не верится в способность всего одного животного его производить. Вой свиньи может достигать 130 дБ: в два раза громче бензопилы и лишь немного недотягивает до взлетающего на расстоянии 25 м истребителя. Неужели я слышу реакцию на то, что ее отрывают от детей?
Что бы там ни происходило, Лейв из противостояния выходит победителем. Свинья пулей вылетает из двери и несется ко мне. Сжимаю доску в руках покрепче и решительно иду на нее. Только я приготовился к удару – свинья останавливается как вкопанная. Немного склоняет голову набок и глядит исподлобья. Я словно слышу ее мольбы: «Прошу, выпусти меня!» Так мы и стоим, не сводя друг с друга взгляда, разделенные невидимой пропастью, пока не выходит Лейв.
– Поупрямилась немного, вот эта, последняя, – говорит он.
– А вам не кажется, что так она показывает, что не хочет покидать поросят?
– Ну да, поди разбери, что она там думает, – отвечает Лейв, подталкивая свинью к выходу.
Совсем не похоже на первый весенний выгул, когда свиньи пулей вылетают наружу. Сейчас их, кажется, свежий воздух не интересует вовсе. Неуверенным шагом они вразвалку выходят из здания по мосткам. Некоторые пытаются развернуться и снова попасть внутрь. Мы преграждаем путь и подталкиваем идти дальше.
Дело продвигается ни шатко ни валко. Пятачок для них – все равно что радар, свиньи то и дело останавливаются, чтобы сориентироваться: вот тракторная колея, вот отцветший одуванчик, тут пучок травы, там ямка в земле.
Внезапно до одной из свиноматок как будто доходит: она же может бегать! (Или, точнее, семенить.) Происходит это как раз у двери в помещение, куда мы должны завести животных. Свинья выбивается из стада и резко меняет траекторию движения. Лейв не двигается с места и направляет остальных к двери, а я пускаюсь в погоню. Не успев разбежаться, понимаю, что бежать не обязательно, достаточно ускорить шаг. Я без труда нагоняю ее через 15 м, а вот будь у нее физические параметры предков, ее бы уже и след простыл. За последние несколько столетий в организме свиней многое изменилось.
Долгое время домашние свиньи в Европе внешне так мало отличались от диких, что современный человек вряд ли бы заметил разницу. Тогда свиньи были волосатыми, быстрыми и выносливыми существами, отлично приспособленными к жизни под открытым небом и к охоте в тенистых лесах и болотах. Так было в доисторические времена, в период Античности, в Средние века и даже Новое время. Когда испанские конкистадоры отправлялись в Америку в XVI в., именно таких свиней, похожих на кабанов, они брали с собой в плавание. Об этом известно благодаря тому, что их популяция до сих пор изолированно живет на острове Оссабо у берегов штата Джорджия. Одичавшие свиньи Оссабо сохранили наибольшее сходство с домашними свиньями средневековой Европы.
В XVI в. европейцы в ходе экспансии на Восток познакомились с азиатскими свиньями. Китайцы обгоняли европейцев во многих областях, в том числе в свиноводстве. В Китае свиньи были жирнее, а их мясо – вкуснее, чем в Европе. К тому же росли и плодились они быстрее. В последующие годы азиатских свиней на торговых судах завозили в Европу, и сегодня во всем мире едва ли найдется хоть одна домашняя свинья, в геном которой не внесли бы вклад китайские предки[211].
Впрочем, к появлению той разновидности, которая знакома нам сегодня, привело не скрещивание с китайской породой. Азиатские свиньи имели черный окрас. В Европе, как правило, можно было встретить коричневатых, с рыжиной животных, а в некоторых местах встречались полностью белые и с розовой кожей. Сегодняшним представлением о том, что так и должны выглядеть свиньи, мы в первую очередь обязаны датчанам. Селекция, в ходе которой и появилась современная розовая безволосая свинья, стала результатом сложного взаимодействия культур и стран, наиболее видную роль среди которых сыграли Китай, Дания и Великобритания. Китайские гены повлияли на набор веса и плодовитость, а датские сказались в основном на окрасе.
Разведение различных пород домашнего скота в XIX в. стало для многих крестьян и прибыльным делом, и своего рода спортом. Люди состязались в том, у кого урожай и животные были больше и лучше, победа приносила почет и уважение, а когда к соревнованиям готовили домашний скот, основное внимание уделяли крупному рогатому. Когда участвовать стали и свиньи, главными параметрами, разумеется, стали величина и откормленность, и никто по этим критериям не может сравниться с американским боровом из штата Теннесси по кличке Большой Билл.