Почти счастливые женщины

Но та, видя ее озабоченность, не выдержала:

– Что-то на работе, Аля?

– Нет, ба. Там все нормально.

Слово «там» выскочило автоматически, но Софья Павловна тут же ухватилась за него.

– Значит, у Левки?

Аля отмалчивалась, но бабушка не отставала – она всегда старалась защитить Алю, а уж в этой ситуации!

Пришлось рассказать.

Ба, конечно, принялась возмущаться:

– Да у него, у старого пня, денег полно! Хоть задницей ешь, уж мне ты поверь! Чтобы у Левы Добрынина не было заначки? Ни за что не поверю! Тряси его, как липку! Пусть отдает свои чертовы сберкнижки! И на них содержит свое бренное тело! Какая же ты глупышка, Аля! Ну просто нет слов! Продать свои серьги! Хотя, – она усмехнулась, – не жалко. Полная безвкусица, полнейшая!

Не отказала себе в радости еще раз пнуть деда. Ну что с ними делать?

Сиделка, как ни странно, нашлась очень быстро, Аля и не ожидала. И помогла в этом бабушка. Да-да, именно она, непримиримая Софья Павловна Добрынина, прожившая всю свою жизнь в ненависти к бывшему мужу. Сделала пару звонков, и сиделка была доставлена тем же днем. Аля помчалась на «Юго-Западную».

Увидев приличную с виду, опрятную, скромную и строгую женщину в низко, по брови, повязанном платке, успокоилась.

Дед спал, стены вздрагивали от его храпа. Аля с Марьей Петровной – так звали сиделку – пошли пить чай.

Оказалось, что Марья Петровна жила с сыном и снохой. Поначалу жили неплохо, а потом сын стал выпивать и бузить, сноха, что естественно, устраивала скандалы, и под горячую руку попала и ни в чем не повинная Марья Петровна. Она всегда была верующей, а сейчас, когда сын пропадал, тонул в водке, и подавно. И отмаливать по монастырям его ездила, и паломничества по святым местам совершала. Год прожила послушницей в монастыре. Но сын продолжал пить, а скандалы и драки – учащаться. И бедная Марья Петровна пошла в прислуги.

Два года маялась по чужим домам, а потом вот нашлись хорошие люди! Она тихо всплакнула.

– Дедушка – человек не простой, даже сложный, – предупредила ее Аля. – И очень больной. Если вам будет тяжело, я все пойму. Одна просьба – предупредите меня об уходе заранее, чтобы я успела найти вам замену.

На том и сговорились. «Слава богу, две комнаты, – думала Аля, – и дед много спит».

На душе стало спокойнее. А понаблюдав за Марьей Петровной, она поняла – не ошиблась.

По воскресеньям все так же приезжала на Юго-Запад. У сиделки был выходной, который она проводила в храме.

Воскресная служба, исповедь, помочь накрыть обед в трапезной, помыть полы, вымыть посуду.

Возвращалась Марья Петровна уставшая, но умиротворенная и счастливая.

Аля ей даже завидовала – вера укрепляет дух и дает силы. Вот он, наглядный пример.

Настало время, когда дед стал не всегда ее узнавать. Однажды, после затянувшегося дневного сна – Аля в это время проверяла тетрадки, – он открыл глаза и внимательно, с интересом посмотрел на нее.

– А все-таки тебе к лицу эти сережки, Соня! Хоть ты и говорила, что они тебе не нравятся! Помню, помню твою ироничную усмешку, когда преподнес их тебе на свадьбу! И слова твои помню: «Лева, ты неисправимый люмпен!» – Дед дурашливо захихикал. – Впрочем, тебе все всегда шло, Соня, – печально продолжал он. – Даже все самое примитивное и простое. Есть в тебе шик и вкус, чутье. А ведь не дворянских кровей. Я всегда думал – откуда? – Дед широко зевнул и отвернулся к стене, пробормотав: – Я еще посплю, Галочка, ты ведь не против?

Поправив на нем одеяло, Аля вышла из комнаты. Долго стояла у окна, вглядываясь в гаснущие зимние сумерки. Слезы текли не переставая. Старость. Как страшно. Слава богу, что она нашла его. Слава богу, что он не один.

И дай бог здоровья Марье Петровне.

Через два года, уже никого не узнавая, путая Марью Петровну то с Алей, то с Софьей Павловной, то с Галочкой, то со своей матерью, дед умер.

Хоронили его вдвоем Аля с Марьей Петровной. Звать никого не решились, хотя пухлая, разбухшая дедова телефонная книжка нашлась. Но кого из этих людей Аля знала? Кто друг, кто недруг, а кто и вовсе враг? Да поди многих уж нет – все пожилые, ровесники деда.

Софья Павловна на похороны не пошла. Прокомментировала коротко:

– Отмучился, слава богу. Что это за жизнь – в полном маразме? И ты, детка, отмучилась – это самое главное! И, Аля, – строго добавила она, – поклянись: если со мной будет что-то подобное, тут же в интернат, поняла? Это моя твердая и продуманная воля!

Спустя сорок дней, разбирая бумаги деда, обнаружила две сберкнижки с довольно приличными суммами – ба, как всегда, оказалась права – и завещание на квартиру. Естественно, на свое имя.

Села и расплакалась. Была нищей девчонкой, без угла и крова, а стала обладательницей двух столичных квартир и приличной суммы денег. Ба давно написала на нее завещание, в отличие от деда тут же его предъявив.

Через год, после вступления в наследство, Аля квартиру сдала. И еще сто раз поблагодарила деда: даже после смерти он им помогал.

Кстати, почему-то довольно часто Аля стала встречать товарища Фуражкина, то есть Юрия Владимировича Котикова – то по дороге от метро, то во дворе, то у соседнего дома.