Почти цивилизованный Восток

Бартон только сплюнул. Стало быть, и вправду маленькая.

– А тут как оказался?

– Тут… тут моя хозяйка подсобила, иначе с такою рожей в жизни не взяли бы. Но на кухне вот пристроился. Туши таскаю. Рублю. Дрова ношу. Ну и так… помочь, принести, убрать.

Эдди поставил лампу на бочонок.

И свечи достал.

Дюжину. Причем отменных, из белого воска скатанных. Саттервуд не поскупился.

– Ты девочку нашел?

Бартон разом посмурнел. Похоже, вспоминать о случившемся ему не хотелось.

– Я.

– Расскажешь?

– Так… чего? Зачем в смысле?

– Найти хочу, кто ее убил.

– Это… это вы навряд ли. Он и убил.

– Кто?

– Отель. Еще то чудовище. Всех жрет.

Интересный взгляд. Но… нет, там, наверху, Эдди не ощущал ничего такого.

– Тоже рассказывай.

Бартон замялся. Боится? Нет, не отеля. А чего?

– Я заплачу. – Эдди сунул руку в карман и достал пару золотых монет. – И еще сверху. Сотню. За честный рассказ.

Деньги лежали на ладони.

И…

Нет, не то. Неправильно. Деньги – это хорошо и нужно, иначе не унижался бы отставной вояка в подсобных рабочих. Но одних денег мало.

– Я обещал ей, что найду убийцу.

– Кому?

– Девочке. И это не отель. Это человек. Весьма конкретный человек. Он встретил девочку. Привел в подвал. И убил. И я дал слово его найти. Наказать. Если ты поможешь…

– За помощь не платят.

– За информацию – вполне. А мне она нужна. Я в этих краях чужой.

– Заметно. – Улыбался Бартон жутко, лицо его перекашивало на одну сторону, губа задиралась, и становились видны редкие желтые зубы. – Видал я ваших…

И убивал наверняка.

И его тоже встречали не с цветами. Граница. Всякое случается. Что ж теперь.

– Поможешь?

– Слово охотника?

– Я не охотник.

– Да ну? По виду не скажешь. А кто?

– Шаман.

– Надо же… – Бартон прищурил единственный глаз. – Тогда да… тогда, может, и получится. Но слово дай. Саттервуд меня все одно уволит.

– За что?

– Ни за что. Так, на всякий случай. Еще та гнида. – Бартон сплюнул под ноги. – Не верь ему. Он, пока выгоду чует, крутится, вертится, наизнанку вывернется. А как случай выпадет, то и…

– А ты давно тут? При отеле?

– Да прилично уже… четвертый год как.

– Жаль.

– Что?

– Хозяйку прежнюю не застал.

– Я – нет, а вот супружница моя, та, почитай, с малых лет тут. Сюда же не так просто попасть. Раньше особенно. С улицы никого не брали, только если по рекомендациям. Так она и хозяйку, и прочих… начинала судомойкой, а ныне вон, кухарит. Ты не подумай, я не то чтоб нуждался сильно, нет. Скорее уж тяжко без дела. Да и деньги, они да, лишними не будут. Дочки вон, помогать надо. И внучки… скоро совсем вырастут, а там и замуж, и приданое.

– Понимаю.

– Навряд ли. Но если тебе узнать чего, то с хозяйкою моею надо бы. Только не здесь. Я адресок скажу.

– Не боишься?

– Чего?

– Я ведь не человек.

– Тю… сказал! Тут бывает, что и человек – не человек, чего ж теперь, всех бояться? А дверь эта… Саттервуд-то вниз не особо заглядывать любит. Да и прочие. Тут же как? Оно кажется, что обслуга – она обслуга и есть. Ан нет. Те, что при господах состоят, не больно-то нижних жалуют. Дескать, мы тут все если не дерьмо, то близко. Нет, есть и не такие, но мало. Норма вот у нас работала…

Он тяжко вздохнул.

– Норма-то девчонку и приводила. Тишком. Так-то это запрещено. Ежели бы прознал кто, мигом бы на дверь указали. И без рекомендаций оставили. Саттервуд…

– Говнюк?

– Точно. Еще тот. Так вот, приводила она дочурку и на кухню, стало быть. А уж моя-то приглядывала за малышкой. Та тихая была, никому не мешала. Сядет в уголочке и сидит. И помогать помогает. По малости, конечно, но вот фасоль или горох перебрать, полущить, когда привезут свежий. Крупы просеять, муку… да и мало ли на кухне работы? Вот она и трудилась.

– А в тот день?

– В тот… моя хозяйка занемогла. С нею редко такое случается, а тут прямо… на работу еще пришла, как обычно. А после вдруг скрутило живот, да так, что спасу нет. Ее домой и отправили.

– Саттервуд?

– Кто ж его будет по таким пустякам отвлекать? – искренне удивился Бартон. – Киргстон. Он над кухней стоит. Еще наорал, что она больная пришла. Мол, еще постояльцев заразит. И штраф наложил. Она-то денек всего маялась, а не заплатили за неделю.

Несправедливо.

– Вот… я провожать пошел. Уж больно дурно ей было, побоялся, что сама не дойдет. А как вернулся, тут Норма. Мол, где малышка? А я-то что? Я ее на кухне оставил. В уголочке… признаюсь, позабыл грешным делом. Тут моей плохо, Киргстон кричит, разоряется – и что больная пришла, и что теперь обеды готовить некому. А еще аккурат день такой был, когда мясо привозят. Это же целая телега с тушами, которые принимать надо, спускать, разделывать, вешать, какие не сразу в дело пойдут.

Он до сих пор чувствовал себя виноватым. За то, что забыл. За то, что не уследил.

– Потом уж мне Сюзи, это тоже повариха, сказала, что Киргстон зело лютовал. На кухню раз сунулся, другой… беспокоился, как оно, сумеют ли без моей с обедом управиться, ну они и испугались, что Тильду увидит. Этот тоже говнюк. Мигом бы донес Саттервуду. Девочку и убрали подальше.

– В подвал?

Бартон кивнул.