Почти цивилизованный Восток

Вру. И сейчас не понимаю, но не спорить же с уважаемой дамой.

– А теперь мягко… к счастью, целовать руку уже не требуется. И отступай… вот так, осторожно. Что ж… – Свекровь явно приободрилась. – Это лучше, чем могло быть. Нужно лишь немного потренироваться.

Тренировались мы до самого вечера.

И на следующее утро тоже.

И…

И я, кажется, начинала ненавидеть этого, чтоб его, императора.

Глава 42, в которой леди напоминают о прошлом

Записку Эве подали после завтрака, который прошел в тишине и полном одиночестве. Маменька так и не вернулась, лишь сообщила, что Тори стремительно идет на поправку и вскоре они присоединятся к Эве. Отец и Берт, как обычно, были заняты.

В общем, завтракать, как и накануне, и за день до того, пришлось в полном одиночестве. Отчего и столовая казалась более мрачной, нежели обычно, и овсянка пресною, и даже чай раздражал.

Одиночество.

Нет, не сказать чтобы полное. Приглашения продолжали приходить.

И корзинки с цветами.

Милые открытки.

Пустые слова, за которыми не было ничего, кроме дани привычке. А вот навестить Эву в ее подзатянувшейся «болезни» никто не спешил. И потому коротенькая записка с просьбой заставила сердце биться быстрее.

Мелани Саундворт желает нанести визит?

Пусть даже без предупреждения. Почти. И это на грани нарушения приличий. Но… но в доме тишина. И пустота. И тоска гложет душу. И отец слишком занят, чтобы… Нет, выслушать Эву он не отказался. Тогда. Раньше. Когда маменька уехала. И слушал внимательно, пусть рассказ и получился сбивчивым – про тех девушек, которые не виноваты, что оказались в сложных обстоятельствах, и которые…

– Понимаешь, дорогая, – сказал он. – К сожалению, жизнь весьма сложна и местами очень неприятна.

Уже тогда, кажется, Эва поняла, что ничего не выйдет.

– И да, многим людям приходится… непросто.

– Настолько непросто, что они продают родных?!

– Не спеши судить. Но согласен, это весьма позорная практика. И незаконная ко всему. Что до тех девушек, то увы, каждый год множество несчастных оказывается в подобной ситуации. Но мы ничем не можем помочь. Точнее, мы помогаем, чем можем.

– Чем?

– Твоя маменька входит в Попечительский комитет, который присматривает за приютами. В том числе и домами, куда принимают падших женщин. – Отец слегка поморщился, было видно, что эта тема не слишком ему нравится. – В другом случае я не стал бы говорить с тобой о подобном, все же предмет обсуждения не для юных леди. Но раз уж обстоятельства сложились подобным образом…

Сложились.

И разложились.

– Мы… ведь можем их выкупить?

– Можем. В теории. Если ты знаешь, кому их продали. И если они захотят быть выкупленными.

– А…

– А возможно, что и не захотят. Понимаешь, дорогая, для некоторых особ данный путь не падение, но, скорее, наоборот, шанс подняться, вырваться из нищеты.

– Поэтому вы ничего не будете делать.

– Что именно мы должны сделать? – Отец всегда был спокоен, но сейчас это раздражало как-то особенно. – Запретить публичные дома?

– Хотя бы!

– Они не исчезнут, дорогая. Они уйдут в тень. И будут существовать. Только уже вне присмотра полиции. И Комитета по здравоохранению. А значит, вовсе вне каких бы то ни было рамок.

Как будто они там есть.

– Аукционы…

– Незаконны, но проводятся.

– И люди, которые в них участвуют, они же… они же знают, что это незаконно!

– Конечно.

– Но все равно…

Вздох. И печальный взгляд.

– Ты еще очень молода, Эва. И многого не понимаешь. Хотя, может, это и к лучшему. Иногда нужно посмотреть на вещи непредвзято.

Взгляд отца сложно выдержать. У некромантов вообще взгляд тяжелый.

– Если кто-то узнает, что некий человек участвовал в подобном мероприятии, то репутация этого человека будет безнадежно испорчена. А если будут получены доказательства причастности к незаконным делам, то состоится и суд.

– Только не узнают, – горько сказала Эва. – Они ведь маски используют. Прячутся. А доказательства…

– Идем. – Отец поднялся. – Твоя маменька, конечно, будет против…

– Я ничего не скажу.

Он кивнул.

– Мне кажется, тебя слишком сильно опекали. И ничего хорошего из этого не вышло. Ты вернулась домой и цела. Это само по себе чудо. Но не надо… пытаться спасти всех. Не получится.

Эва промолчала, хотя на языке вертелось, что можно ведь попробовать. Пусть и не всех, но хотя бы кого-то…

Спускаться пришлось в подвал, где отец устроил лаборатории, к которым обычно Эве и приближаться-то запрещалось.

А тут…

Она не удержалась, потрогала тяжелую дверь, на которой расползались узоры заклятий.

И…

И сколько раз она подбиралась сюда. На цыпочках. Еще спорила с Тори, доказывая, что вовсе там нет сотни железных скелетов и еще трех мертвецов. И…

Лестница.

Обыкновенная.

Газовые рожки. И белый свет, который заставляет глаза слезиться. Запахи странные, но не сказать чтобы неприятные.

Дверь приоткрытая.

– Теперь держись. – Отец не сразу позволил заглянуть. – А то еще в обморок упадешь.

– Не упаду, – пообещала Эва. А потом подумала, что как-то она поспешила с обещанием. А вдруг за той дверью что-то по-настоящему чудовищное? Например, стоглавый змей с собачьим телом? Или что там Тори еще придумывала?