Почти всё о зомби

Он понял, что скрывать присутствие Лики лишено всякого смысла.

– С нами ещё маленькая девочка, мы подобрали её на дороге одну, и с тех пор мы вместе.

– Правда? Чудесно!.. И где она?

– Наверно, ещё спит.

Однако словно в опровержение этих слов Лика неожиданно появилась в харчевне собственной персоной с плюшевым медвежонком в руках. Она с интересом, смешанным с тревогой, смотрела на генерала, не осмеливаясь давать о себе знать, пока взор его холодных глаз сам не остановился на девочке, застывшей у входа.

– Ах, это ты, прелестница? – сухо улыбнувшись, пробасил он. – Будем знакомы? Я – генерал Ломов. А ты?

– Её зовут Лика, – сказал клоун, заметив крайнюю нерешительность своей маленькой спутницы.

– Очень приятно! А как зовут медведя? – генерал указал на плюшевую игрушку девочки.

– Его зовут Зубастый, – строго ответила Лика и, посмотрев на Рыжего, стоявшего, наверное, не в меньшей растерянности, чем она сама, добавила:

– Я на кухню готовить завтрак.

Рыжий на секунду напрягся, подумав, что сейчас она возьмёт да и спросит о Сильване, но Лика будто про него забыла. Девочка с невозмутимым видом прошла через внутреннюю дверь харчевни и скрылась из виду.

– Симпатичная девчушка, – сухо заметил Ломов. – Но дети… это и радость, и печаль, вы так не считаете, молодой человек?

Рыжий промолчал: у него ещё не было детей, конечно, кроме этой бродяжки, которую он случайно повстречал на дорогах низвергнутого в ад мира, чтобы серьёзно комментировать реплику старого вояки.

– Я вырастил дочь, – продолжил Ломов с горечью в охрипшем голосе, – и с успехом потерял её, едва ей стукнуло двадцать. Что ж, у неё мой характер, её не переубедить ни в чём. А дети вообще… Стоит ли говорить, в каком мире мы живём. Он не для детей, как бы цинично это не звучало. И тем более отрадно видеть ребенка, который не брошен, не покинут, а находится под защитой таких благородных и надёжных парней, как вы.

– В таком случае, чтобы она и дальше могла находиться под защитой, вы не могли бы вернуть мне личное оружие, генерал? – спросил Григорий.

– Мой друг, я верну вам его, как только мои преданные ассасины осмотрят хутор. Это не из недоверия, а, скорее, в силу привычки. В наш жестокий век нужно быть начеку постоянно, и всеобщее доверие сейчас – не добродетель, а порок. Если б вы знали, сколько жизней потеряно безвозвратно из-за банальной доверительности – не меньше, чем из-за роковой потери бдительности. Даже я, тёртый калач, столкнулся с этим, доверившись… и чему?! Собственной системе наблюдения, опытным часовым и верным телохранителям! Что в итоге? Я потерял город, который должен был стоять вечно, как Рим! Вы спросите, какой урок я из этого извлёк? Простой и ясный – систему надо менять, обновлять и контролировать всеми доступными способами, не брезгуя ничем: ни кнутом ни пряником. Но чаще всего кнутом! Пусть сотрудники охраны почаще стучат и подставляют друг друга, ведь раньше я считал, что это ослабляет систему, подтачивает её на корню. Но оказалось, что подтачивало её другое, а именно – вера в людей и их ценность. Поверьте мне, мой дорогой, настоящую неоспоримую ценность имеют только вещи, драгоценности. Да хоть простая банка мясных консервов с не истёкшим сроком годности, и та имеет свою определённую цену. Люди дерутся за эту банку, когда доходят до крайности и даже убивают друг друга, ведь это вопрос выживания, не больше и не меньше. Так что уязвимость системы в её стабильности, чтобы не сказать архаичности, как бы парадоксально это вам не казалось.

Генерал повернулся было к выходу, как вдруг оглянулся и, указав на топоры на стене, с лукавой улыбкой сказал:

– Но вооружиться одним из этих холодных орудий я вам не запрещаю. В конце концов, это оружие против зомби, а не против людей, верно? Кстати, пока мы летели, я видел в степи несколько шатунов, направлявшихся прямиком сюда, и может так случиться, что скоро их станет в сотни раз больше. Если я не ошибаюсь, ближайший к моей бывшей крепости хутор – ваш.

«Час от часу не легче!» – подумал Рыжий, снимая со стены увесистый топор.

Параграф 11. Двойной удар.