Было четверть второго, когда Джуэл подъехала к покосившимся сараям. Миновав первый поворот направо, стала смотреть на счетчик пробега, чтобы знать, когда проедет полмили. Ничего. Через одну и шесть десятых мили к юго-востоку ответвлялась ухабистая дорога. Она свернула на нее. Стоял полный штиль. Темное небо, жеваная полоса елей, а за ней – рваные контуры холмов, заросших ежевикой и сорными тополями, производили на нее удручающее впечатление. Она устала. Холод просачивался в кабину «Жука». Было, наверное, около четырех, и начинало темнеть, когда она подъезжала к вершине горы Вашингтона. Скорее всего, магазин, в котором продают стикеры, уже закрылся. Но она была так близко, что обидно было не попытаться. Это же приключение: почти в темноте въехать на самый пик горы Вашингтона. И потом спуститься обратно. Только бы дождь не пошел, подумала она, радуясь, что у нее новые тормоза.
Дорога становилась все более ухабистой и узкой, бледная щебенчатая нитка среди мрачного леса. Через милю или две она разветвлялась в форме буквы Y. Никаких указателей, определить, какое ответвление куда ведет, невозможно. Правая ветка выглядела привлекательней, и она поехала по ней. Безымянная дорога шла через мост, после чего петлями вилась вверх по склону; бесчисленные тропинки отходили от нее вправо и влево. Миля за милей дорога ввинчивалась в лес. Джуэл миновала лесопогрузочные площадки, допотопный зеленый трейлер с вогнутой крышей и парой оленьих рогов, болтавшихся над зиявшим дверным проемом. Дорога стала черной и в низких местах заполненной жидкой грязью. Грязь летела из-под колес и забрызгивала лобовое стекло. Щебенка закончилась. Она с трудом преодолела каменный уступ и выехала на дорогу, сложенную из уже подгнивающих бревен и ведущую через болото. Развернуться было негде. Теперь ей стало страшно, захотелось вернуться, но она могла двигаться только вперед. Застучали первые кристаллики ледяного дождя. В хвойной вырубке мелькнул лось. Маленькая машинка барахталась среди ям и кочек, перед самым выездом с болота она подскочила на одном из бревен и у нее отвалился глушитель. Просека – это уже нельзя было назвать дорогой – сделалась круче и превратилась в кошмарную каменную промоину. Джуэл не могла повернуть назад и почти не могла двигаться вперед.
Тонкий слой измороси покрыл лобовое стекло. «Дворники» тщетно метались по нему, лишь развозя мерзлую грязь. И наконец «Фольксваген» накренился вправо, забуксовал и застрял окончательно. Она выключила зажигание, вышла и, заглянув под днище, увидела, что оно село на большой камень. Ледяной дождь колотил маленькую машинку, шипел в хвойных зарослях. Чтобы снять «Жука» с этого камня, понадобится вертолет, подумала она. В кузове старого грузовичка валялся домкрат, но он исчез вместе с грузовичком. Впрочем, если бы найти крепкий шест, а лучше два, и подложить их под днище, может, удалось бы приподнять машину. Если, конечно, ей хватит сил. Она была решительно настроена попробовать. Был бы здесь Минк! Она вспомнила, как ярость придавала ему сил, чтобы продираться сквозь трудную работу и сквозь трудную жизнь. Сердце у нее бешено колотилось. Спотыкаясь, она побрела к вырубке в поисках хорошего, крепкого бревна. Одежда у меня для такого дела не подходящая, подумала она: отвороты вязаных брюк цеплялись за коряги.
Обломанные ветки, гнилые бревна, молодая поросль – ничего подходящего. Что может быть труднее, чем пробираться сквозь бурелом? Задыхаясь, она дотащилась до оврага, вдоль и поперек заваленного мертвыми деревьями и задушенного ежевикой. Там она увидела казавшееся достаточно крепким бревно, которое ей было под силу утащить. Она приняла позу, удобную, чтобы приподнять его. Ей удалось высвободить ближний конец, однако дальний придавливал ствол другого поваленного дерева. Джуэл дрожала. Нужно перебраться на другой склон оврага и постараться как-то вытащить дальний конец. Она понимала, что не сможет удерживаться на поваленных стволах вроде канатоходца на натянутой проволоке, как умел делать Минк, поэтому с трудом сползла в овраг и стала продираться сквозь заросли ежевики и гниль. Ледяной дождь сек ее. Было темно, от сгнивших корней шел смрад. Ветки хлестали по лицу. Но она продиралась вперед – семь, восемь футов, – сердце колотилось. Нацеленная только на то, чтобы добраться до противоположного склона, она не почувствовала ничего, кроме удивления, когда смертельный разрыв аневризмы положил конец ее путешествию. Рука, вцепившаяся в розги дикой ежевики, разжалась.
39
Лесовозный тракт