Дождь щелкал по капоту, в каждой капле – льдинка. По мере того как падала температура «дворники» при каждом движении сметали со стекла снежные гребешки, оставляя среди ледяной корки лишь два прозрачных «веера», скребли и царапали его. Рей осторожно съезжал с дороги и руками снимал с «дворников» налипший обледеневший снег. Пока он это делал, черный лед обволакивал переднее стекло. Он отскребал его, но, не проехав и мили, был вынужден снова останавливаться и чистить стекло. Обогреватель ревел навзрыд, но только и мог что продувать лунный кружок чистого стекла размером с блюдце, это заставляло Рея ехать, низко пригнувшись к рулю.
Дороги не были посыпаны песком, и «ДеСото» скользил, задние колеса заносило даже при самом незначительном изгибе дороги. В горах их бросало из стороны в сторону. Никаких встречных машин, слепящих фарами, им не попадалось, но далеко позади Рей наблюдал в зеркале заднего вида какое-то медленно ползущее транспортное средство.
– Наверняка там, сзади, идет грузовик с песком, – сказал Рей. Они продвигались со скоростью двадцать миль в час, ледяной дождь словно осыпа́л их солью. В Джарвисе он сменился снегом.
– Ну, хоть небольшое послабление, – сказал Рей. Но колеса теперь буксовали в снегу, а «дворники» не могли разогнать кружившие снежинки. И все же он довел скорость до устойчивых тридцати миль.
Проснувшись в мотеле на горячих простынях, она по дыханию Рея поняла, что глаза у него открыты. В тесной комнате – пластмассовый стул впритык к двуспальной кровати, телевизор – было душно. У нее болела голова. Обогреватель был включен на полную мощность, и по силе воздушного потока она догадалась, что на улице очень холодно.
– Давно не спишь? – прошептала она.
– Вообще не спал. Только и думаю о том, что она может быть там, снаружи. Становится страшно холодно. – Он встал и потянул шнур жалюзи, на пальце сверкнуло обручальное кольцо. Планки жалюзи застряли под кривым углом. Огни во дворе мотеля расплывались в кристаллической дымке. На сильном морозе шел мелкий-мелкий снег. Там еще и ветер, подумал он. Сколько может продержаться при такой погоде даже тепло одетый человек, забившийся в какой-нибудь полый ствол или укромный угол? Согревает ли огонь выносливости старых женщин с ферм или они уходят быстро и легко?
– Что ты думаешь, Рей?
– Не знаю. Не знаю. Все это выглядит не очень хорошо. Но будем держать пальцы скрещенными. Может быть, кто-то пустил ее переночевать. Не волнуйся раньше времени.
– Рей, некому там пустить ее переночевать.
Он ничего не ответил, просто обнял ее длинными крепкими руками и тесно прижал к своей обнаженной груди. Его сердце громко стучало у нее в ухе, грудь вздымалась и опадала от теплого дыхания, от него исходил сонный ванильный запах.
– О, Рей, не знаю, что я буду делать… – Покоясь в его сладком объятии, она представила Джуэл в сугробе: одна негнущаяся рука вытянута вверх, другая лежит на груди, ладонью доставая до шеи, как будто она хочет вытащить из нее невидимую стрелу. Снег шуршит у нее в волосах и залетает в холодную ушную раковину.
– Бедная мамочка, – всхлипнула Мернель. А он гладил и гладил ее по мягким волосам, пока она не подняла голову навстречу его ласкающей руке.
К середине утра температура опустилась до минус пятнадцати. Острые, как лезвие ножа, заряженные снегом, шипящие порывы ветра резали лицо. Новая поисковая партия вышла в семь, с первым тусклым светом. Мернель позвонила Дабу в его флоридский офис. Связь была плохая, словно линию сковал лед.
Они сидели на пластмассовых стульях в диспетчерской и сходили с ума от бессилия. Пытались понять закодированные сообщения, прорывающиеся сквозь треск эфира. Мужчины входили и выходили. В комнате от холода стоял пар, пронизанный струйками дыма. Рей подумал о трубах под раковиной, там, дома, о том, что дом начинал выстывать.
– От того, что мы сидим здесь оба, – никакой пользы. А дома трубы могут замерзнуть. Может, мне вернуться и позаботиться о них, а ты останешься здесь? Я вернусь, как только управлюсь. А если обнаружится след, ты мне позвонишь и я тут же приеду.
На следующий, сверкающе-холодный день Рей вернулся, но Джуэл не нашли, а на третий – снова пошел снег. Поиски прекратили. Мернель и Рей, обдуваемые теплым воздухом из обогревателя, сидели в машине, уставившись на площадку заправочной станции, на краю которой стоял оранжевый «Жучок» Джуэл, с вогнутым по всей длине днищем, с оторванным глушителем, заляпанный замерзшей маслянистой жижей. По мере того как новый снег укрывал грязный металл, Мернель все уверенней сознавала, что больше никогда не увидит эту машину на ходу.
– Такая уж семья, – сказала она. – В нашей семье у всех была привычка исчезать. Все, кроме меня, ушли. Я – последняя.
– Не говори так, милая. Может, нам еще и повезет.