Ноябрьский дождь молотил по лобовому стеклу и стекал по нему потоками. Порывы ветра раскачивали машину, гоняли мокрые опавшие листья вдоль улиц. Молочный пар от дыхания Рея оседал на боковых стеклах, затуманивая блеск красного сигнала светофора и огни неоновой вывески «КИТАЙСКИ САД» (буква «й» никогда не горела), превращая их в разноцветные леденцы. Жужжавшая печка гнала теплый воздух в ноги. Он свернул на Хенри-стрит; в свете фар искрились падавшие с мокрых деревьев капли, бликовали тротуары. Вода, заряженная листьями, мчалась по сточным канавам, мокрая обувь прохожих словно огниво высекала искры-капли из асфальта. Окна его дома светились в темноте, как квадратики тающего масла.
Он въехал на дорожку, спускавшуюся к дому, выравнивая колеса вдоль цементных бордюров с обеих сторон обрамлявших росшую пучками траву, которая скребла днище машины. Сквозь оконное стекло виднелись красная занавеска кухни и Мернель, двигавшаяся вокруг стола, – вероятно, она разглаживала салфетки или раскладывала короткими рядками столовое серебро – как детей выстраивают перед объективом фотоаппарата.
Дверь разбухла от влажности, и ему пришлось дважды толкнуть ее, прежде чем она открылась. Мернель, стоя к нему спиной, в черных обтягивающих брюках, наклонилась, доставая из шкафчика под раковиной новую губку, и спросила:
– Мерзкая там погода?
– Отвратительная. Холодает уже. Сообщают, что к утру пойдет снег.
– Охотники на оленей обрадуются. – Ветер швырнул охапку дождевых струй в заднюю дверь. Кожух газового баллона задребезжал о стену дома.
– Да, им это понравится. Ужин скоро? Пахнет обалденно. Что это?
– Свинина, запеченная с кабачками. По-моему, подходит для сегодняшней погоды. И еще я испекла яблочный пай. А запах – это от корицы.
– Хочешь выпить? – Он повесил свою мокрую куртку на крюк возле двери, чтобы просушить ее. От Рея исходил горький аромат свежераспиленной древесины. Тапочки стояли в прихожей.
– Ну, может, бокальчик. Разведи побольше. – Она заглянула в раскаленную духовку и потыкала в свинину специальной вилкой. Рей включил маленький радиоприемник над раковиной – что-то латиноамериканское, исполняемое на трубе в сопровождении каких-то щелкающих звуков. Достал бутылку бурбона из пахнувшего сосной и специями шкафчика, где хранился сахар, а из холодильника – зеленую бутылку имбирного эля. Мернель выдвинула из морозилки лоток с кубиками льда.
– Только сегодня залила свежую воду, – сказала она, – так что у льда не будет старого привкуса. – Она подставила лоток под струю воды и держала, пока рычажок не издал легкий треск и кубики не высвободились с коротким ледяным скрипом. Рей встал у нее за спиной, прижав ее животом к краю раковины. Она почувствовала на затылке и на ухе его горячее дыхание, его губы прижались к ее шее, язык лизнул прядь волос.
– А-а-а, – пропел он. – До́ма! Как же я это люблю.
Искра горькой мечты о детях пронзила Мернель.
– Еще пятнадцать минут – и мясо будет готово. Там пять фунтов, так что останется и на то, чтобы завтра сделать пастуший пирог. – Она взяла у него бокал. Стекло было холодным. Лед позвякивал о стенки.
В гостиной Рей уселся в свое обтянутое искусственной кожей глубокое кресло, Мернель – на диван с богато шитой золотом твидовой обивкой. На полированном кофейном столике из карамельного дерева – блестящая вазочка с мятными леденцами, стопка журналов: «Лесной склад», «Моторные лодки» и «Ридерз дайджест». Сияющие фанерные панели лимонного цвета. Повсюду на стенах – фотографии осенних пейзажей в штампованных латунных рамках. В дальнем конце комнаты на столике – телевизор, развернутый экраном к дивану и креслу.
Рядом с диваном – застекленный шкаф; в нем – медвежья коллекция Мернель: стеклянные медведи, керамические, деревянные, бакелитовые, пластмассовые, из папье-маше, сделанный из теста и покрытый лаком мишка из Италии, соломенный – из Польши, мягкие набивные, сплетенные из прутьев и вырезанные из камня, медвежонок на металлической, с рычажком на задней поверхности музыкальной шкатулке, исполняющей «Мой дом среди полей». Она не знала, почему собирает их, говорила: «О, это что-то вроде хобби. Не знаю. Просто они мне нравятся». Рей привозил ей медведей отовсюду, куда бы ни ехал – со съездов лесозаготовителей в Спокане, Денвере, Бойсе, из-за рубежа: из Швеции и даже из Пуэрто-Рико и Бразилии. Можно сказать, что это он их собирал, а она расставляла на стеклянных полках. Ей приходилось любить их. И она их любила.