Почтовые открытки

– Что? – крикнула она и прислушалась. Ответом ей было лишь едва слышное глухое долгое «соо-лоо». Это не походило на ее имя. Если выкрикивать издали ее имя, слышится что-то вроде «не ве-ерь». Она вошла в заросли черничных кустов и сорвала несколько ягод. Они были еще фиолетовыми и кислыми. Прищурившись, она посмотрела на небо, вспомнив тускло-медный цвет, которым оно окрасилось во время затмения в прошлом месяце, и солнце оставалось видимым, хотя совершенно белым. Мернель была разочарована, она надеялась увидеть черное небо с огненной короной, прожигающей дыру во тьме, наступившей посреди утра. Но ничего подобного ей увидеть не довелось. Скорбный клич донесся снова, она сорвала пригоршню ягод вместе с листьями, сунула в рот, жевала всю дорогу обратно к дому, пока взбиралась на холм, и выплюнула уже у самого забора.

Джуэл стояла во дворе, под пенсильванской черемухой, и, приложив ладони ко рту ковшиком, звала, звала… Когда Мернель появилась в поле ее зрения, Джуэл замахала ей рукой: быстрее, быстрее.

– Война кончилась, президент Рузвельт сказал по радио, и ребенок потерялся. Ронни Ниппл только что приходил за помощью. Они просят нас помочь искать малыша. Это сын его сестры Дорис. А Минк с Дабом договариваются с Клончем насчет продажи еще нескольких коров. Убила б себя за то, что не умею водить машину. Вот она стоит, а мы должны пройти мимо и топать пешком. Дорис приехала на неделю, сегодня всего первый день – и вот тебе, пожалуйста. Видимо, они так уткнулись в радиоприемник, слушая про то, что японцы капитулировали и люди, спятив от радости, танцуют и вопят на улицах, что забыли о мальчике, он только ковылять научился, крошка Ролло – помнишь, они как-то приносили его к нам прошлым летом, он тогда еще не умел ходить – никто даже не заметил, как он вышел. Ронни, конечно, ругает всех на чем свет стоит, орет на сестру: «Ты почему за ним не смотрела?!» Они с ней никогда не ладили. В общем, я ему сказала, что мы отправимся на поиски, как только я тебя вытащу из черничных кустов, а он пообещал подобрать нас по дороге, если увидит, возвращаясь от Дэвиса. У Дэвиса есть телефон.

– Ура! Больше не нужно будет собирать жир, жестяные банки и относить в церковь старую одежду. А что, если стручки чечевицы тоже больше не понадобятся?

– Скорее всего. И карточки на бензин, говорят, очень скоро отменят.

– Когда ты меня звала, было совсем не похоже на мое имя. Что-то другое слышалось.

– Да я кричала: «Ролло, Ролло!» Думала, если он забрался далеко, то мог оказаться где-нибудь в тех кустах. Но, похоже, там его нет.

– Ма, от их дома досюда – две мили. – Видимо, события этого дня поглотили все остальное. Может, мальчик должен был потеряться, чтобы закончилась война?

Они шли пешком под августовским полуденным солнцем. Несколькими днями раньше городской трактор заново посы́пал дорогу гравием, и камешки больно впивались в ступни через тонкие подошвы туфель. В отдалении слышались громкие крики, завывание сирен, автомобильные гудки, колокола, с ферм у подножия гор – выстрелы в воздух, которые напоминали звук досок, падающих с высоты на штабель.

– Еще по радио сказали, что скоро в магазинах появятся швейные машинки, ведра и ножницы. Не могу дождаться. Надоело резать ножницами со сломанным лезвием, под ними все скручивается. – Пчелы жужжали в золотарнике, росшем вдоль заборов. Быстро перебирая и громко топая ногами, волоча за собой свою веревку, их догнал пес. – Вот паршивец, – сказала Джуэл, – я думала, что хорошо его привязала. – Над пыльными кустами золотарника витало ощущение, что уже слишком поздно. Монотонный скрежет цикад прошивал расстилавшееся поле. Травинки торчали, как копья.

– Он может помочь искать ребенка. Как бладхаунд. Поведу его за веревку. – Мернель представила себе Ролло заблудившимся в кустах золотарника, раздвигающим ветки слабыми детскими ручками, а воздух вокруг кишит пчелами; или мокрое от слез отчаяния детское личико в мрачной лесной чаще; потом она представила, как пес обнюхивает наст из опавших листьев и вдруг стремительно бросается вперед, как бывает, когда он учует запах кролика, тянет ее за собой, и они героически находят ребенка. Она несет его к матери сквозь снежную пургу, а пес бежит рядом, все время подпрыгивая и норовя лизнуть ножку малыша, и она говорит: «Повезло ему. Еще час – и он бы не выжил». Температура опускается ниже нуля. И вот уже Дорис рыдает благодарными слезами, а миссис Ниппл достает свою заначку и вручает Мернель десять долларов со словами: «Я бы за внука и миллиона не пожалела».

– Поверить не могу, что мы топаем по этим камням, в то время как у нас во дворе стоит машина с удобным сиденьем, которую я не умею водить. Господи, как жарко. Ты бы, Мернель, поскорей научилась водить машину, чтобы не застревать на этой ферме. Я давно хотела это сделать, но твой отец сказал – нет, и до сих пор не желает, чтобы его жена ездила куда захочет. Кроме того, у нас тогда был тот «Форд», который заводился снаружи рукояткой, и отец говорил, что можно руку сломать, запуская ею стартер.