Почтовые открытки

– Маленького сукина сына сильно помяло, но он выживет, – сказал за ужином Даб. – Притом, какой на него свалился груз, могло и раздавить в лепешку, но, похоже, тяжесть опускалась на него медленно, аккуратно, а не рухнула враз, а старушка вроде как присела на корточки, приземляясь, так что он легко отделался. Старушке досталось больше, чем ему. Она нашпигована ржавыми гвоздями, как игольница. Ее хотели оставить на день-два в больнице, но она не согласилась.

– Как подумаешь, что под всем этим образцовым хозяйством была такая гниль… – воскликнула Джуэл. – Хороший им будет урок. – Ее очки с мутными, в грязных пятнах стеклами лежали на столе. Она потерла переносицу, словно скобка телесного цвета соединявшую два красных овала.

– Но как он туда попал? – спросила Мернель, вспоминая доносившиеся из-под пола плач и вой, миссис Ниппл, лежавшую на заднем сиденье машины Ронни с окровавленными коленями, младенца, вопившего благим матом на коленях Дорис, сидевшей на переднем сиденье, и Ронни, гнавшего машину по подъездной аллее и кричавшего: «С дороги!»

– Заполз, – ответил Даб. – Насколько можно понять, он забрался под крыльцо, оттуда – дальше, под веранду, дополз до узкого места, где не смог развернуться, а поскольку его никто никогда не учил ползать задом наперед, то он и дул вперед, пока не добрался до конца, до места, где под летней кухней находится насос. Запомни Мернель: своих детей всегда учи ползать задом наперед.

– Ты горазд рассуждать о детях и ползании. А я помню, как ты больше мили прополз по грязи до самой дороги и недокумекал, как вернуться обратно, – сказала Джуэл.

– Нет, – ответил Даб, – если я чего и недокумекал, так это уползти дальше.

11 Желтоцветы

Ронни с красными после похорон глазами наклонился и поставил фарфоровую собачку в центр стола, на почетное место. Потек от портвейна у него на подбородке был какого-то густого цвета, словно он угодил подбородком в блюдо с раздавленной черникой.

– Когда поняла, что умирает, – пробормотал он, обращаясь к Мернель сквозь распухшие губы, – она сказала, что хочет, чтобы это было у тебя. Сказала, что твой пес был на правильном пути, когда обнюхивал землю под ступеньками крыльца. Может, если бы кто-нибудь обратил тогда на него внимание, все обернулось бы по-другому, так она сказала. – Он подвинул собачку вперед указательным пальцем, потом повернулся и пошел к машине.

На подоконнике тикал будильник Лояла. Все смотрели на фарфоровую собачку. Ее бесстрастная морда и неуместно розовая блестящая окраска обвиняли. Миссис Ниппл молча взывала: если бы только вы заметили, что́ пытался показать вам пес, я была бы сегодня жива, а не лежала бы в закрытом гробу из-за того, что лицо у меня почернело от заражения крови.

– Не думаю, что пес учуял что-то, кроме метки, оставленной другой собакой, – сказал Минк. Он похлопал Мернель по руке, это, насколько помнила Мернель, было первым ласковым жестом с его стороны с тех пор, как она заболела свинкой и у нее так кружилась голова от высокой температуры, что она не могла идти, тогда он на руках отнес ее наверх по лестнице и уложил в постель. Джуэл убрала собачку в кладовку, засунув ее за какие-то пустые банки.

* * *

После полудня Мернель пошла к ферме Нипплов. В нижней части фермы, там, где стоял, пока не сгорел, их старый дом, расстилалось поле. Несколько золотарников сбежали когда-то из цветника и, не встречая препятствий, за тридцать лет захватили три или четыре акра тощей земли. Миссис Ниппл называла их желтоцветами.

Сейчас они были в цвету – волнующийся океан желтых метелок. Мернель пошла через плещущее поле, оставляя за собой дорожку сломанных стеблей. Примерно в середине она остановилась и представила себя точкой на колышащемся желтом просторе, подумала о миссис Ниппл, которая никогда больше не проедет мимо своих желтоцветов, никогда больше не будет сидеть рядом с Ронни на пассажирском сиденье и никогда больше не скажет ему: «Как же тут красиво».

Мернель посмотрела на небо, безоблачное и синее. Пока она на него смотрела, синеву усеяли фиолетовые точки. Она услышала медленное мощное дыхание. Небо.