Почтовые открытки

«Миссис Ниппл теперь ангел», – сказала Мернель и представила себе прозрачного, окруженного сияющим ореолом ангела, восстающего из закопанного под землю черного тела миссис Ниппл, но не смогла удержать этот образ в воображении, переключившемся на тело, разлагающееся в земле, на микроскопических, невидимых клещей, пожирающих гниющие останки, обгладывающих до блеска кости умерших животных, высасывающих огонь из заготовленных бревен и росу из травы, она как будто видела все испарения, идущие от растений и животных, камней и дождя. Куда все это уходит, подумала она, все эти реки менструальной крови и крови, пролившейся из ран от сотворения мира? Она представила глубокое неподвижное озеро свернувшейся крови. Быть убитой ржавыми гвоздями! Она побежала сквозь желтоцветы, срывая на ходу цветочные головки, топча слабые, гнущиеся стебли, выдергивая и отбрасывая их с корнями, с которых веером осыпа́лась земля. Прибитые растения безмолвно пригибались и восставали снова, сливаясь с колышущейся массой.

12 Билли

Из далекого далека Лоял думал о Билли, о граде ее жалящих поцелуев, о ее маленьких туфельках с бантиками, ее острых ногтях и локтях, о коленях, которые она подтягивала к груди каждый раз, когда, взяв его руку, вела ею вниз по своему животу, к развилке, о том, как его заскорузлые пальцы цеплялись за волокна ее вискозного платья.

«Нет, ни за что! Я не дам себя поймать. Я выберусь отсюда и кем-нибудь стану. Я не собираюсь закончить свою жизнь на вашей проклятой ферме, задавая помои свиньям и в сорок лет став похожей на столетнюю старуху с огромным животом и кучей детей. Я зашла с тобой достаточно далеко, а теперь, если я тебе нужна, остаток пути ты пройдешь со мной. Лоял, там, снаружи, столько денег, что ты даже не можешь себе представить. Они падают с неба, единственное, что ты должен сделать, это встать в нужном месте и подставить руки. А здесь – не то место, которое нам нужно, мой дорогой».

Несмотря на острые колени и локти, Билли излучала жар, как раскаленная сковорода. Ее ярко-рыжие волосы, когда она их расчесывала, потрескивали от накопленного в ней электричества; ладони у нее всегда были горячими, даже зимой, и когда она облизывала губы острым язычком, этот скользящий лучик выстреливал прямо ему в пах струей желания. Она могла стать лучшей в мире, если бы так упорно не сопротивлялась этому.

До Билли он встречался со школьной учительницей Мэй Спаркс, крупной, широкозадой, с волосами почти такого же цвета, как у Билли, но Мэй начесывала их крупными завитками на уши, как наушники. Что-то привлекало его в девушках с рыжими волосами. Все думали, что он женится на Мэй. Он вспомнил ее плоские низко свисающие ягодицы и полные веснушчатые груди, похожие на блюдца со сметаной, обрызганной медом. Она легко заваливалась на спину, как кресло-качалка на ветру. С ее щедрых губ никогда не слетало «нет». Своими кувырканьями они сломали переднее сиденье в машине. И вокруг Минка с Джуэл она растекалась, как тающее масло; всякий раз, приходя, помогала стряпать обед, чтобы показать, какой полезной может быть в хозяйстве, обнимала Мернель, спрашивала: «Какой город столица Небраски?» – и Мернель, опустив голову, смущенная тем, что ее учительница переместилась от школьной доски на кухню Бладов, словно была простым человеческим существом из крови и плоти, очень тихо отвечала: «Омаха», вдыхая сладкий аромат пудры, исходящий от кожи учительницы.

Билли он встретил перед домом Отта – Минк велел ему забрать оттуда Джуэл после карточной игры. И больше он ни разу не взглянул на Мэй, не ответил ни на одно ее письмо, а завидев ее в деревне, сворачивал с улицы.

Ветер дул тогда всю неделю, заметая пылью холодный солнечный свет. Желтые и багряные листья метались на деревьях, хотя срывалось еще не много. На седьмой день ветер утих, и в субботу к полудню, ко времени карточной игры, настал штиль, небо затянулось тонким слоем облаков, похожим на марлю, сквозь которую пробивался бледный свет.

В рассветной тишине с больших деревьев начали падать листья, они падали и падали весь день, ложились на молодые деревца и дальше соскальзывали с них по веткам и стволам. Листья, шурша, терлись друг о друга, срывались, и тяжелые черенки увлекали их вниз. На лету они задевали ветви, издавая едва слышный чмокающий звук.

Тогда он и увидел ее впервые. Под шорох опадающих листьев. Направляясь через этот медленный листопад к дому своего дяди.

– Поезжай к Отту, привези свою мать с этой дурацкой карточной игры. И побыстрей! – крикнул ему Минк из доильни. – Поторапливайся!

Под деревьями, упершись колесами в склон холма, стояло четыре пустых машины. В нижних окнах дома сиял свет, в коровнике было темно, но от ближнего пастбища доносились коровьи колокольчики и улюлюкающие голоса сыновей Отта.