Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922

В бытность мою в Буэнос-Айресе возник очередной слух, что в безлюдных болотах Патагонии местные охотники обнаружили какое-то животное неведомой породы. Кстати сказать, Аргентина богата ископаемыми останками допотопных чудовищ. Музей в Ла-Плате – богатая коллекция весьма сохранившихся костяков вымерших видов. Это, может быть, и создает почву для сенсационных слухов. Но дело в том, что само правительство заинтересовалось этим, и, невзирая на всю невероятность полученных сведений, командировало экспедицию для проверки их, которая, конечно, выяснила всю вздорность слухов. Но в то же время аргентинцы серьезно почитают себя передовым народом и культуртрегерами Южной Америки. Буэнос-Айрес называют вторым Нью-Йорком. Несмотря на нестерпимую жару в летнее время, никогда не позволяют себе надевать белой одежды, дабы не походить на колонию какой-либо метрополии.

Около года работал я у консула, стараясь приносить ему посильную пользу за ту помощь которую оказал он мне в моем безвыходном положении, но, откровенно говоря, работа эта несколько тяготила меня. Отношение консула ко мне не оставляло желать ничего лучшего, ни одного раза даже малейшим намеком не дал он мне понять мое подчиненное положение, напротив, даже стеснял меня своей предупредительностью и деликатностью; но самое функционирование консульства без законного правительства представлялось мне сомнительным. Консульские сборы шли на содержание консульства и, в частности, на мое собственное. Документы, выдаваемые консульством по произвольной таксе и иногда без твердых оснований, по словесному опросу просителей, представлялись мне не вполне законными. Правда, что другого выхода не было, и нельзя было отказывать русским эмигрантам в снабжении их личными документами, которые у них требовали местные власти, но я, выросший в рутине законности, трудно мирился с этим и все время присматривал себе какую-либо личную работу.

Долгое время поиски эти, при содействии Штейна, были безуспешны, пока наконец к осени 1921 года хлопоты его не увенчались успехом. Как часто бывает в таких случаях, не было ни гроша, и вдруг алтын. Почти одновременно было мне предложено два места: первое – на металлическом заводе Торквиста, второе – в местных сборочных мастерских Форда. Я принял второе место и впоследствии не раз сожалел, что на этот раз изменил своему обыкновению брать первое, что предлагают, коль скоро оно вообще приемлемо. Поводом к моему такому решению послужило то, что я не предполагал вить себе прочное гнездо в Аргентине, смотрел на нее как на временный этап моего странствования, вовсе не потому, чтобы я надеялся на скорый конец большевиков, а потому, что меня все время тянуло ближе к родине. Чувствовать между собой и отчизной необозримый океан – тяжело, в особенности в минуты черной тоски. Когда я уходил из Совдепии, ни границы, ни боевые линии противников, ни болота, ни реки не остановили меня, таким же образом мог я надеяться вернуться на родину, чтобы сложить там кости, когда станет невмоготу, а через океан брода нет.

Когда мне предлагали работу у Форда, то предполагалось, что я буду заведовать отпуском запасных частей, но когда я явился туда, отказавшись уже у Тарнквиста, то оказалось, что место это было уже предоставлено одному американцу. Сначала думали было, благодаря моему крупному росту и крепкому сложению, назначить меня в отдел передвиженья грузов, но затем, видно, возраст мой (53 года) заставил изменить это предположение, и меня определили сторожем-контролером у ворот.

Обязанность моя заключалась в том, что я никого, кроме персонала мастерских, не впускал и не выпускал без особых пропусков. Служба моя начиналась в восемь с половиной часа утра, кончалась в пять с половиной с перерывом в один час, от двенадцати до часу для обеда. Все время на ногах, так как садиться не разрешалось, да и не было на что. В субботу работали тоже восемь часов. В день я получал 7 песо, что при 25 рабочих днях в месяц составляло 175 песо. Платя 50 песо за комнату, тратя около двух песо в день на еду (обедал я в харчевне напротив мастерских, довольствуясь одним мясным блюдом за 40 сентавос и фруктами на 15 сентавос, а затем вечером чай, хлеб, масло и яйца). Таким образом, у меня оставалось еще 66 песо, которые я аккуратно откладывал про запас.

Томительно было стоять иногда часами без всякого дела, не имея права отходить шагов на десять от своего поста. Чтобы убить как-нибудь невыносимый досуг, я брал с собой в карман небольшие книжечки, в которых у меня были выписаны незнакомые слова, встреченные мной при чтении книг. Таким образом я заучил около трех тысяч слов и удивлял всех обширностью своего лексикона. Как я уже упомянул выше, это усовершенствование в испанском языке имело и свою отрицательную сторону, делая меня иногда непонятным для собеседников, не обладающих большим запасом слов.