Под часами

Соломон стал разговорчив, и даже морщины его, не то чтобы расправились, но, возможно, изменили несколько свой рисунок… и как по уголкам рта опытному глазу легко определить суть нрава человека, так и по движению складок на коричнево бронзовом лице и шее Соломона можно было понять, что он, нисколько не отказываясь и не отрываясь от прошлого, уже не весь в нем, а стремится к чему-то, что, само по себе, даст ему возможность еще бережнее и надежнее хранить это прошлое в своей душе. Зачем? Он не знал. Просто, если из него вынуть это прошлое, не останется даже морщин от всей его жизни. Можно ли жить, если нет этого прошлого. Этого горя. Этой надежды, хоть там, в глубине дотронуться до своей любимой и покачать на колене, то поднимая ступню, опирающуся на пальцы, то опуская и напевая при этом "Гликлих зол мир зайн…[13] Стоит ли об этом говорить — оно не забывалось, прошлое, оно имело свои права и добровольно потеснилось в последние месяцы, освободив чуточку пространства для новых впечатлений и забот… и еще чудо: чем дальше он шел по годам своей жизни, опускаясь и поднимаясь, как по ступеням, прошлое становилось все отчетливее и плотнее… вспоминались такие мелочи, что Соломон вздрагивал от их буквально плотского прикосновения…

Соломон молчал про синагогу. Слава не рассказывал, что делал у товарища. Наташа, опъяненная всем происходящим в ее жизни в последнее время, была в том состоянии, когда про человека говорят: поглупел от счастья… это было замечательное состояние, и она его переживала впервые в жизни… так выпало ее поколению… долго и трудно идти к счастью, но, тем более, она умела осознавать его и ценить… очень просто понять это… стоит лишь взглянуть на ее сияющее лицо… сияющее, даже когда она не улыбается, а просто занята обыденными делами… да, хоть бы за столом сидит и ужинает вместе с этими двумя мужчинами, ставшими дорогими ей…

Птица что-то напоминала за окном то ли своим сородичам, то ли всему свету…

"Ай, Самара городок, " — потихоньку гнусавил голосом Ирмы Яунзем темный ящичек на стене, сменивший неуклюжую черную "тарелку", ложечки звенькали о стенки чашек…

Соломон молчал и удивлялся всему: сидящим рядом людям, чашкам, появившимся в доме, этому черному ящичку, приделанному Славой к стене, ужину, наконец, приготовленному женской рукой… а больше всего тому, что он это видит, чувствует и может осознавать и удивляться! Он был уверен, что жизнь кончена и надо дожидаться последнего часа, потому, что нет другого выхода — никак не ускорить его, чтобы повидаться, наконец, с любимыми…

А Слава проигрывал с быстротою мелькающих за вагонным окном картин варианты возможного поиска Петра Михайловича… ведь он тут рядом жил, ходил… никаких следов… хорошо корчевали… не хуже фашистов… может, и почище… те канцелярию вели подробную в силу характера… хотя, может, и тут все это присутствует… только доступа нет… не время еще… вот рванут мост… рухнут опоры… он живо видел эти толовые шашки, и рушащийся мост… образ превращался в живую картину… всегда так, черт возьми, отвлекаюсь на детали… не могу без железа, не могу… все эти мысли, химеры… Наташка вот… Он вдруг вспомнил человека, который за ним следил… вспомнил ясно — будто увидел на экране…

В этот самый момент в дверь постучали. Слава резко сунул руку в карман и уставился на дверь. Спина напряглась, ноги уперлись в перекладину под столом…

Соломон быстро, насколько мог, двинулся к двери, Слава вскочил и перешел к кровати, стоящей у окна. Он бегло взглянул сквозь стекло — в сумраке предвечерья не было ничего необычного и тревожного… в секунду, когда Соломон толкнул дверь, чтобы открыть ее, Слава взвел предохранитель, и звука щелчка не было…

— Вы? — Воскликнул Соломон и обернулся, ища поддержки своему удивлению…

— Ну, входите же, входите…— Наташа тоже поднялась из-за стола и шагнула навстречу входящему гостю…

— Это Вы? — Слава с первого мига понял, что это не тот, что был утром на улице, и отпустил предохранитель. Теперь вместо уличного незнакомца он видел перед собой человека, который встречался с ним там, когда театр приезжал на гастроли. Конечно, он сразу узнал его… но что за чертовщина?! В доме Соломона этот Автор… какая тут связь?…чепуха какая-то… и тут все разом заговорили…

— Я уже не ждал Вас… так поздно… — Обрадовался Соломон. — Я…я вообще не ждал Вас… Вы же были восемь дней назад…

— Вы так считатете дни! — Усмехнулся Автор.

— Я считаю?! Конечно, я считаю! Кто у меня здесь бывает… конечно, считаю… Ой, вы знаете, кто это? — Спохватился Соломон, оборачиваясь к Наташе и передвигающемуся за его спиной к столу Славе…

— Знаем! — Сказала Наташа…

— Как??? — Всплеснул руками Соломон. — Вы знаете? Откуда вы можете знать… или вы такой знаменитый, что вас все знают? — Обратился он к Автору, но тот не успевал отвечать.

— Он знаменитый. Очень. — Вставил Слава. — У него пьеса в театре…

— Пьеса? Какая пьеса? В каком театре? — Соломон возбуждался с каждой секундой. — Ничего не понимаю… я же пошутил…

— И я. — Резко вставил Сукин. — Ничего не понимаю…