Под черными знаменами

  - Потому, что их и в живых, наверное, нет. Этим летом там партизаны красные многие поселки и даже некоторые станицы вырезали. Вы что про это ничего не знали?!- почти с возмущением спрашивал Щербаков.

  - Да... как-то... нет, я слышала... но как-то с нашими ученицами не связывала,- совсем потерялась начальница.

  - Вы это... извините... если красных отобьют, я сам дочь к вам привезу, как только зимник на Иртыше встанет,- ему вдруг стало жалко начальницу, явно витавшую вдалеке от реальности, да и ссориться с ней он совсем не хотел.- Но сейчас, сейчас я ее забираю на всякий случай. Прощайте...

  Даша в пальто и платке надув губы с недовольным видом шла за отцом в моросящей осенней хляби. Когда подошли к порожним телегам станичного обоза, отец закинул вещи дочери, подсадил ее и тут же укутал в тулуп.

  - Зачем тятя... я в нем как баба базарная,- воспротивилась Даша.

  - Ничего, не перед кем тут тебе красоваться. Зато не замерзнешь. Сейчас вон дождь, пальто намокнет, а в горах уже холодно, на перевале снег лежит. А тулуп он и не промокнет и от стужи убережет... Ну что, все в сборе!?... Трогай!- скомандовал Егор Иванович и обоз, оставляя за собой глубокие колеи, двинулся по лужам в сторону старого тракта, связывающего с незапамятных времен две крепости, Уст-Каменогорскую и Усть-Бухтарминскую - опорные пункты бухтарминской оборонной линии Российской империи.

  Даша сидела на заду телеги спина к спине с отцом и проклинала все на свете. Еще вчера она после гимназических занятий сначала зубрила французскую грамматику, потом с подружками пошла в "Эхо", в кинематограф, по дороге забежав в кондитерскую лавку, купили карамели и сосали ее смотря фильм... И кто бы мог подумать, что так сразу и бесповоротно все измениться. А позавчера она написала письмо Володе в Омск, в кадетский корпус. "Ой, что там отец говорил... что красные вот-вот возьмут Петропавловск." У Даши была хорошая память, она вспомнила уроки географии и представила карту. Они в обязательном порядке изучали местоположения их родного Сибирского казачьего войска. Петропавловск, это на Горькой линии и он совсем недалеко от Омска. По карте примерно то же расстояние, что от Уст-Каменогорска до Усть-Бухтармы...

  - Тятя, тятя... ты говорил, что большевики у Петропавловска!?- с испугом в голосе обратилась Даша к спине отца.

  - Ну да,- отец обернулся.- Ты чего всполошилась-то? От нас это еще далеко, верст восемьсот.

  - Но там ведь Омск совсем рядом!- голосом выдала свои чувства Даша.

  - А, вот ты о чем,- Егор Иваныч понимающе посмотрел на дочь и грустно улыбнулся.- За кадета своего переживаешь... Да, там рукой подать. Дай-то Бог кадету твоему выжить... да и нам всем,- начальник усть-бухтарминской милиции отвернулся и более не смотрел на дочь, слыша как она тихо произносила молитвы...

  Обоз забирался все выше, дождь сменил мокрый снег. Горы, склоны которых в этих местах поросли высоченными остроконечными елями и лиственницами, хмуро и безразлично взирали на ползущие по извилистой дороге подводы, лошадей и людей. Природе было все едино, что будет с ними со всеми в скором будущем, она не обладает предчувствием грядущего, оно ей не нужно, ведь она существует вечно.

ГЛАВА 26

   У Павла Петровича Бахметьева давно уже назревало нечто вроде раздвоения сознания. С одной стороны он по-прежнему непоколебимо верил в торжество коммунизма, в то же время желал обычных житейских удобств. И атаман Фокин после того памятного разговора, сам того не ведая, помог ему найти некий компромисс внутри себя, оправдать свою спокойную безбедную жизнь. К тому же сыграло роль и "открытие", к коему его подвиг уже Грибунин, "пролив свет" на дело полуторогодичной давности, когда Бахметьева хитростью выдворили с Урала. То, что руководимый им уездный подпольный комитет фактически ничего не делал, это его уже не совестило. После приезда семьи он стал еще более миролюбивым. Действительно, зачем плодить лишних сирот и вдов, подвергать опасности собственную семью, когда все наверняка устроится и без этого, само-собой. И прав Фокин, надо сохранить Верхнеиртышье как неразоренный войной оазис в море разрухи, чтобы люди здесь без излишней озлобленности сеяли хлеб, чтобы, в конце-концов, было кому его сеять. А если можно сделать так, чтобы и его семья, жена и дети не голодали, так почему же это не устроить.