После интенсивных боевых действий по окончательной ликвидации "Черкасской обороны" основные силы Партизанской дивизии нуждались в отдыхе. Это не означало, что отдыхал и сам атаман. Во второй половине октября он срочно вернулся в Семипалатинск, ибо хотел быть поближе к основному театру военных действий. В Семипалатинск на доформирование перебросили и Усть-Каменогорский полк Ивана Решетникова. Полноценным полком, впрочем, он так и не стал. После потерь, понесенных при решающем штурме Черкассого, полк не насчитывал и двух с половиной сотен. Шли по тракту Семипалатинск-Верный. Внешне уезды и волости, где поработала анненковская контрразведка и каратели, выглядели вполне "умиротворенными", там функционировали поставленная Анненковым администрация, распоряжения исполнялись неукоснительно, одно имя атамана приводило всех в трепет. Ни о каком красном партизанском движении в районах деятельности Партизанской дивизии не могло быть и речи. Лишь на периферии, на окраинах ее "сферы влияния" имело место существование небольших отрядов типа "Красных горных орлов", но и они напоминали о себе крайне редко. Ходили слухи, что в Усть-Каменогорске существует большевистское подполье и, вроде бы, оно пытается координировать действия разрозненных и никому не подконтрольных краснопартизанских отрядов и групп. Но все это было столь пассивно и малоэффективно, что не вызывало даже ответных карательных мер. На Южном Алтае подавляющая часть населения по-прежнему не поддерживала вообще никого, ни "орлят", ни Колчака. В то же время совсем рядом, на Северном Алтае, где не было осторожных официальных и неофициальных руководителей, кровь лилась рекой. Боестолкновения между ушедшими в партизаны крестьянами и казаками Бийской линии возобновились с новой силой после отъезда большей части бийских казаков по мобилизации на фронт. Налеты партизан на станицы и казачьи поселки сопровождались обязательными грабежами и массовыми насилиями, ответные рейды самоохранных сотен на деревни и села, ставшие партизанскими опорными базами, заканчивались тем же: грабежами, изнасилованиями, сожжением жилищ...
По прибытию в Семипалатинск Анненкову доложили, что исполняющий обязанности начальника штаба дивизии штабс-капитан Сальников часто отлучается из расположения штаба средь бела дня, ездит используя единственном в штабе автомобиль на свою съемную квартиру... Вскоре выяснилась и причина. Предчувствуя падение столицы Белой Сибири, и воспользовавшись отсутствием атамана, штабс-капитан устроил себе командировку в Омск, и в обратный путь прихватил семью. Потому и был он столь озабочен устройством жены и дочерей, в ущерб служебным обязанностям. Этого атаман, никогда не ценившей семейственности, ни понять, ни простить не мог. К тому же он и без того не высоко ценил своего ВРИД НШ. В общем, штабс-капитана от должности незамедлительно отстранили и переведен в тыловую службу дивизии.
Оценивая положение на Восточном фронте, Анненков предчувствовал, что Верховный вновь попросит у него помощи. Это вытекало из того, что в ходе сентябрьского контрнаступления белых в междуречье Ишима и Тобола, возглавивший Сибирский казачий корпус войсковой атаман Иванов-Ринов фактически загубил все контрнаступление. В результате, как его личной нерасторопности, так и некачественной организационной работы в период формирования корпуса, красные под командованием Тухачевского успели вывести свои основные силы из намечающихся "клещей" и избежали разгрома на правом берегу Тобола. Перегруппировав силы и получив крупные подкрепления, армия Тухачевского вновь перешла в наступление и фронт белых "затрещал по швам", ибо по настоящему боеспособных частей способных вести упорные оборонительные бои в их рядах было немного. Колчаковские войска нуждались в передышке и пополнении свежими резервами, но единственным боеспособным резервом оставалась только Партизанская дивизия...