— Он посмотрел на меня, а я — на него, и он мне сказал: «Пойдемте к воде — я покажу вам, как ловить снегирей». А мне, мне так хотелось научиться, — я давно мечтала поймать снегиря! Я не устояла перед соблазном и говорю ему: «Хорошо», — а он: «Тогда идемте». И я пошла с ним к нашей прекрасной реке, и тут он говорит: «Внимательно следите за тем, что я буду делать, и тогда научитесь сами: я обмазываю веточку птичьим клеем, отхожу в сторонку и прячусь в кустах; тут прилетает умница-птичка, садится на ветку, хлопает крыльями, и она — ваша, не успеете вы и…» — и… забыла что!
— Чихнуть, — мрачно отозвался Дик из пучины поглотившего его отчаяния.
— Нет, не чихнуть, — всхлипнула Фэнси.
— Тогда, значит, «глазом моргнуть»! — Дик говорил тоном человека, решившего узнать всю правду или погибнуть.
— Вот, вот! Потом я взялась за перила, чтобы перейти по мостику и… Вот и все.
— Ну, особого греха тут нет, — сказал Дик строго, но уже повеселев. Правда, я никак не возьму в толк, чего это Шайнеру вздумалось обучать тебя не его это дело. Однако, сдается мне, тут было еще что-то, посерьезнее, а не то с чего бы тебе так расстраиваться?
Он заглянул Фэнси в глаза. О горе горькое! В них по-прежнему читалась вина.
— Нет, Фэнси, ты сказала мне не все. — Для добродушного юноши Дик говорил довольно сурово.
— Ах, не будь таким жестоким! Теперь я боюсь тебе сказать! Если бы не твоя суровость, я бы все рассказала — а теперь не могу!
— Ну же, Фэнси, милая, рассказывай. Я прощу тебя, я не могу не простить, клянусь небом и землей, не могу — хочу я того или нет, — ведь я так тебя люблю.
— И вот, когда я взялась рукой за перила, он коснулся моей руки.
— Негодяй! — выпалил Дик, мысленно стирая воображаемого соперника в порошок.
— Он посмотрел на меня и наконец спросил: «Вы влюблены в Дика Дьюи?» «Может быть», — отвечала я, а он: «Очень жаль, если так, я ведь хочу жениться на вас, всем сердцем хочу…»
— Ну и наглец! Хочет на тебе жениться. — Дик содрогнулся от горького, презрительного смеха. Но вдруг осекся, сообразив, что его могли и не принять в расчет. — Только я не знаю, может, ты и в самом деле собираешься… за него, — заключил он с леденящим душу безразличием отверженного.
— Да нет же, что ты! — отвечала Фэнси, и ее всхлипыванья начали мало-помалу стихать.
— Ну, если так. — Дик стал понемногу приходить в себя, — получается, ты раздула эту историю — наговорила всяких страхов, а кончила пустяками. И я знаю, почему ты это затеяла, — все из-за этого гулянья! — Он отвернулся от Фэнси и с решительным видом отошел на несколько шагов, словно все ему опостылело, даже Фэнси. — Тебе хотелось, чтоб я тебя приревновал, но я не позволю так с собой обращаться, — бросил он ей через плечо и гордо зашагал прочь, словно вознамерившись отправиться в самую отдаленную из английских колоний.
— О Дик, Дик! — Фэнси бросилась за ним кроткая, как овечка, — под конец она и в самом деле испугалась. — Ты меня убиваешь! У меня дурные наклонности, уж такая я гадкая, и я ничего не могу с собой поделать. Прости меня, Дик! Я тебя всегда люблю, даже когда ты выглядишь глуповато и мне кажется, что ты для меня недостаточно хорош, — я все равно тебя люблю, Дик, люблю! Но есть и кое-что посерьезнее, хотя это и не касается нашей с Шайнером прогулки.
— Что же еще? — спросил Дик. Он уже не собирался бежать в колонии, а, напротив, ударился в другую крайность: стоял как вкопанный, словно и не собирался идти домой.
— Это и вправду серьезно, — сказала Фэнси, утирая слезинки, предвещавшие новый поток слез. — Отец сказал мистеру Шайнеру, что был бы счастлив видеть его своим зятем, если он добьется моего согласия, и что он охотно разрешает ему ухаживать за мной.
IV
— Это и вправду серьезно. — Дик давно не говорил так вдумчиво.
Дело в том, что Джеффри понятия не имел о постоянных встречах и прогулках его дочери с Диком. Впервые услышав, что молодые люди как будто нравятся друг другу, он заявил, что, прежде чем разрешить что-либо подобное, он должен все хорошенько обдумать, и очень неразумно со стороны Дика, уж не говоря о Фэнси, показываться и впредь на людях вместе. Но Джеффри преспокойно позабыл об услышанном и, разумеется, ничего не обдумал. А время меж тем шло, и в силу одного этого мысли Джеффри снова обратились к мистеру Шайнеру. Даже Шайнер начал было думать, что для Фэнси Дик больше не существует, хотя, со своей стороны, этот на редкость беспечный джентльмен еще не предпринял никаких шагов.
— Отец ведь поговорил не только с мистером Шайнером. — продолжала Фэнси, — он и мне прислал письмо, где пишет, что будет рад, если я приму благосклонно его ухаживания.
— Я должен сейчас же повидаться с твоим отцом! — И Дик решительно двинулся к югу; однако, вспомнив, что мистер Дьюи живет к северу, повернул обратно.