Под диктовку Альцгеймера

— Я не работала в обход! — Я хотела возмутиться, но никак не могла собраться с мыслями. — Все было согласовано с Натаном Константиновичем. А вы не правы, совсем. Люди знают — если в роду кто-то погиб от Альцгеймера, у них повышенный риск. Вот как у меня, к примеру. Я собиралась принимать препарат лет через десять. Если будет объявлено, что болезнь Альцгеймера можно предотвратить, люди, у которых родственники больны, сами придут на обследование…

— И начнут принимать блокатор гена? — усмехнулся Петр. — Но не все, у кого активен аллель APOE4, получают деменцию. Получается, люди будут принимать препарат просто на всякий случай? Это то же самое, что из опасения перед онкологией заранее отрезать себе грудь и яичники. А вы уверены, что у блокатора не будет отдаленных последствий, не уступающих Альцгеймеру?

— Не уверена. — выдохнула я. — Чтобы это узнать, мы и проводим клинические испытания, к чему этот допрос?

— Мое мнение таково — мы должны разработать препарат, который останавливает уже начинающуюся болезнь. А не пытаться ее предсказать. Мы не ясновидящие, а ученые.

Я вздрогнула. Мариам! Мне надо обязательно сегодня вырваться к ней. Вот сейчас распрощаюсь с настырным химиком и сразу поеду.

— Петр, но есть научный план для нашей лаборатории, он уже подписан…

— И что, кто-то, кроме вас и покойного профессора, может точно рассказать, какие именно ферменты для вашего плана нужны? — Петр поднялся на ноги. Обрадовавшись, я тоже поднялась с кресла, хоть и с некоторым трудом. — Эльвира, вы почему-то все время чего-то боитесь. Мы будем работать по вашим формулах, проведем все нужные испытания, а когда препарат будет готов, описан в научных журналах и принял научным сообществом, будет уже поздно нас наказывать. Победителей не судят.

Моя мама, подумала я. Это ее шанс. Если препарат мы доработаем за полгода, можно будет спасти остатки ее мозга. Профессор был бы против, он так гордился своей работой… но профессора больше нет, я никому не причиню вреда, изменив план исследований. Возможно, когда руководство института узнает о моем самовольстве, меня уволят… но какая разница? Если мне удасться спасти мать и найти девочек, я буду работать хоть медсестрой, хоть санитаркой, и никогда не стану жаловаться на несправедливую судьбу. А если Мариам меня обманула… ну что ж, решение принято давно, в таком случае увольнение уже ничего для не изменит.

— Мы еще на Нобелевку замахнемся. — подбадривал меня Петр. Снова криво улыбнулся и робко спросил: — Возьмете соавтором?

— Возьму, разумеется. — решилась я. — Работаем по моему блокатору. Только простите, сейчас мне надо срочно уехать.

— Я вас подвезу. — покладисто кивнул Петр. — Пока мы не обсудили формулу, я все равно не могу приступить к работе. Вот по дороге поговорим, все запишем, а потом я вернусь в лаборатории и начну, потихоньку.

Вскоре мне стало ясно, что без Петра я никуда бы не добралась. Тело словно не подчинялось приказам мозга, ноги, казалось, надо было передвигать руками, и лишь почти повиснув на мускулистой руку химика, я без потерь спустилась по лестнице. Мой спутник с некоторой тревогой посматривал на меня, но вопросов не задавал. Может, принял мою слабость за женское кокетство.

Он загрузил меня в Жигули, завел мотор, и по дороге вновь начал выяснять подробности про блокатор.

— Эльвира, мне легче было бы работать, если б я точно понимал, в чем суть вашего открытия.

Я лишь вздохнула, именно в этот момент мне было не до формул. Но никто не виноват в моих проблемах…

— После менопаузы рецепторы в мозгу, чувствительные к эстрогену, должны закрываться. У большинства людей так и происходит. Но у части людей они остаются в рабочем состоянии, и, не получая нужный гормон, переориентируются на бета-амилоидный белок. Вероятно, именно за эту переориентацию и отвечает ген, который хотел заблокировать Натан Константинович.

— То есть даже это не точно?

— Увы, биохимия не математика. Аксиом нет, все надо проверять клинически.

— Понял. — кивнул химик. — Но пока наш блокатор не работает, верно?

— Работает, но недолго. — на автомате ответила я. — Не понимаю, почему… наверное, плохой из меня сейчас ученый. Но факт остается фактом — на какое-то время рецепторы слово застывают, амилоид не захватывают — но не закрываются!

— Так может, и не стоит упорствовать? — химик даже притормозил. — Можно доработать фермент, пусть он заставит открытые рецепторы не реагировать на амилоид, да и все! Больные просто будут пожизненно принимать лекарство, ну, как диабетики до конца колют инсулин.

— Может, и так… но опять же нужны клинические испытания. — согласилась я. — у меня нет уверенности, что рецепторы не адаптируются к ферменту и снова не возьмутся за амилоид. Хотя это проверять надо. Но куда лучше было бы рецепторы закрыть насовсем. Пожалуйста, не тормозите, мне надо срочно доехать туда, где я была вчера! Я то я все равно сейчас думать не могу.

Петр кивнул и свернул на какую-то боковую улочку, где можно было проехать без особых пробок. Оказалось, он прекрасно знал Москву, и мы окольными путями достаточно резво домчались до места.