Под фригийской звездой

«Если человек без рук, — думал Щенсный, — добился богатства, любви, отлично писал ногой и даже разоружил бандитов, целясь в них из пистолета пальцами босых ног, то он, Щенсный, достигнет еще большего».

Он будет материально независим, обеспечит родных, сможет помогать людям… Надо только быть непреклонным, как тот, работать над собой без устали, учиться. Неуч ни к чему не придет, нужно образование. А он в кино не всегда успевает прочитывать титры.

Щенсный записался в библиотеку на улице Лешно. Брал книги Карла Мая, чтобы упражняться в чтении. Вначале был в восторге, но вскоре заметил, что все его романы написаны на один лад. Он попросил библиотекаршу порекомендовать ему приключенческие книги какого-нибудь другого автора. Она дала ему Джека Лондона. Этого бродягу Щенсный полюбил всем сердцем. Завел тетрадку и переписывал туда понравившиеся отрывки — на память и для упражнения в письме.

Он подолгу просиживал теперь в мастерской за письменным столиком хозяина и жег свет до часу, а то и до двух ночи. Хозяин заболел. Схватил ревматизм, попав под ливень на обратном пути из Лесной подковы, куда он ездил смотреть участок для загородного дома. Теперь он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, лежал на супружеском ложе, как маленький живой трупик. Слабым голосом отдавал приказания подмастерьям и звал Зосю обкладывать его мешочками с горячим песком.

Зося ходила раздраженная и злая. Постылый муж ныл и ворчал, требуя ухода днем и ночью. Кончились воскресные развлечения со Щенсным. Теперь она забегала к нему только на считанные, краденые минуты, да и Щенсный стал другим. Он, правда, встречал ее все той же радостной, чуть хищной улыбкой, обнажая зубы под верхней губой, над которой уже пробивались черные усики, но Зося чувствовала: Щенсный чем-то увлечен и уже не думает о ней. Она видела, что он все время читает и пишет. — Тебе это нужно для работы?

— Нет, это, видишь ли, Мартин Иден.

— Это еще кто такой?

— Знаешь, он начал совсем как я!

— А как кончил? Вот что важно.

— Я сейчас как раз переписываю конец. Всего добившись, он, дурак, взял да утопился. Ему расхотелось… Тут я не согласен!

Зося была в отчаянии: книги! Книгами он увлекается! Ну, можно ли с таким человеком шагать по жизни? Можно ли с ним открыть дело? И такого растяпу она приняла за Цибальго!

Однажды в воскресенье Зося заявила, что должна поехать в Брвинов на похороны подруги, и, оставив мужа на попечение матери, отправилась со Щенсным на Беляны[15].

Был погожий августовский день. В сосновой роще, близ Института физического воспитания, они нашли укромное место, защищенное от посторонних глаз, и там расположились загорать. Щенсный без рубашки, Зося в купальнике. Они снова были одни, близкие и ненасытные.

Зося размечталась вслух о том, как Червячек скоро умрет, они поженятся и Щенсный станет хозяином мастерской.

Щенсного это коробило. «Злая она все же, бесчувственная, — думал он про себя. — Каков бы ни был Червячек, но он ей муж, а она ждет не дождется его смерти…» И эта ее радость, что она его, Щенсного выведет в люди!

— Ну нет, я и сам устроюсь, ты тогда уйдешь ко мне, и мы будем вместе, а он пусть себе живет.

Он стал рассказывать ей о своих планах.

— Чему же ты хочешь учиться? — спросила Зося.

— Всему, что нужно.

— Для чего нужно?

— Над этим я еще не думал.

— Сколько же у тебя денег, что ты собираешься учиться да учиться?

Оказалось, что всего тридцать злотых. Тогда она в свою очередь рассказала, что́ у нее хранится в шкатулке из карельской березы: золотой браслет, серьги с бриллиантами, три кольца и денег двести злотых.

— На эти средства можно открыть мелочную лавку. А если он умрет и мы продадим мастерскую — то и бакалейную. В хорошем районе. Я сяду за кассу, а ты будешь командовать приказчиками.

— За твои деньги? Нет, я сам сумею.

— Что ты сумеешь? Что?!

Слово за слово — они поссорились. Повернулись друг к другу спиной и лежали обиженные.

Зося первая протянула руку, робко погладила его. Щенсный с жаром попросил прощения, и она снова прижала к груди его голову, усталая, расстроенная тем, что он такой несерьезный, неделовой. Обниматься — да, это он любит и умеет, но делать дела?

— Мальчишка, — шептала она, — глупыш ты мой…

Вдруг сзади кто-то схватил Щенсного за руку.

— Пойдемте с нами.

Щенсный поднялся. В сгущающихся сумерках маячили три молчаливые фигуры. У одного, самого высокого, болталась на груди бляха лесника. Двое помоложе, без формы, плотно придвинулись к Щенсному с обеих сторон.

— В чем дело?

— Вы вели себя безнравственно в общественном месте. Пошли в полицию.

Зося отчаянно вскрикнула, но Щенсный, оценив обстановку, сказал беззаботно:

— В полицию? Ладно, можем прогуляться.

Они двинулись рощей в сторону вала: Щенсный под руку с Зосей, двое подростков по бокам и их шеф сзади. Зося, вся в слезах, умоляла:

— Щенсный, я покончу с собой! Щенсный, сделай что-нибудь…

Но Щенсный ничего не делал и спокойно шел, куда вели.

Около вала один из подростков шепнул:

— Жалко барышню. Протокол составят, в газете пропечатают…

— Ну и что же? Мы и так через неделю венчаемся.