Под городом Горьким

– Гляди,– кратко ответил Егор, крепко зажав в кулаке таблетки, насыпанные фельдшером.– Гляди. Если что – выручу. Как и ты вот меня. Ага. Ну, бывай. – Он помолчал, потоптался в пороге, как и перед тем, когда вошел, а потом поднял все же глаза на фельдшера.—Но... Ага, значит... Было не было... Не хорошо мне, синоптику, об этом... не мужицкое дело будто... Но ты сам гляди, парень, не ошибись... Может, ты мою бабу лучше бы послушал? Лизавету? Жениться ведь надо раз и навсегда... а люди они, Космоченки, не очень чтобы... злые... вреднюги, одним словом. Это пока ты не вошел в их дом, то улыбаются, поклоны отбивают тебе... Я с чего делаю свой прогноз? Перед этим с Космоченковой Танькой сын дачника женихался... Мягко стлали, ох и мягко! А на второй день – свадьбу же у нас делали –городским по сто граммов даже утром не дали поправить здоровье... те вынуждены были в лавку бежать... Веришь? Нету, говорят, все подмели дочиста. И надо же такое придумать? Хоть поровну на свадьбу сбрасывались... от невесты и жениха... А потом Космоченки той водкой огород сеяли-копали-убирали несколько лет... Люди же все видят. И более скажу: они зятьев своих совсем за людей не считают... Лишь бы вытолкнуть девок... Чтобы могли по закону детей приносить, а не в подоле... Потому у них все зятья были не наши – чужие... Свои парни не дураки – не брали... Я тебе, фельдшер, признаюсь, так и быть: это люди наши попросили сказать тебе про Космоченков... Уговорили меня. Уломали. Мать их так!.. Это не мой прогноз. Жалеют тебя... Ведь ты хороший, видно же... На «вы» с каждым... А хороших жалко... Не хотел я браться за этот грязный прогноз... нелегко было мне... Веришь? Еле решился... Но что правда, то правда: если не послушаешься моих земляков, будешь ты и пьяницей, и лентяем, и еще много кем. Но – будешь. Извини, если что не так... А захочешь убежать – не убежишь: приворожат, это они умеют... прости за прогноз... Поскольку это был бабский прогноз... женского рода... на сплетни похожий... Однако же попросили... при случае... поэтому, видать, и прихворнул... как специально, чтобы с тобой встретиться... Сказал вот тебе сегодня... и всё, баста: больше прогнозов давать не стану. Ну их! Ни за какие пряники. Неблагодарное это, гляжу, дело... Все равно как в луже выкачался ... в чем был. Тьфу!.. Мать их!..

Домой Егор топал все же в хорошем настроении. Будто и голова уже не болела. Будто и дышалось полегче. Он забыл о таблетках, что были в крепко сжатом кулаке, а когда расслабил его, те скользнули на землю – под самые ноги.

А фельдшер так ничего и не сказал Егору. Только ещё долго и как-то отрешенно, могло показаться со стороны, смотрел и смотрел ему вслед– даже когда уже не было видать Синоптика на деревенской улице.

РЭБА

Едва проснувшись, Рэба глянул на мать, которая топталась у печи, и с угрозой в голосе потребовал:

– Похмеляй, иначе сожгу хату!

– Поджигай, будешь в сараюшке жить, если ещё и его огонь помилует, – безразлично ответила мать, задвигая ухватом в печь чугунок. –Мне уже и жить... Может и не перелетаю. Поджигай, поджигай, сынок, хату. Спички дать?

Рэба рычал, словно раненый медведь, подпрыгивал, пиная ногами все, что попадалось на пути, рассыпал маты, словно просеивал между пальцами комки сухой земли:– Похмеляй, сказал!

– А скорей бы ты сдох,– тихо, не услышал бы сын, прошептала старуха и перекрестилась. – Поплакала бы раз, да и забыла. Сколько живу, столько и мучаюсь. Это немец проклятый, ирод!.. Это он, гад лупоглазый! Лучше бы убил тогда его!.. Я бы и не знала, что может быть на одного человека столько мучений...

Старуха выходила в сени, вскоре возвращалась с начатой бутылкой, наливала маленько в кубок,– чтобы отвязался Рэба, не трепал нервы, – и опять прятала самогон. Рэба же, проглотив одним махом зелье, тянулся на улицу, некоторое время осматриваясь по сторонам. И так как никого из нужных ему людей замечено не было, брал ориентир на магазин, хоть тот был еще и закрыт, однако он знал, что на крыльце всегда есть место: можно присесть, подождать. Он и сидел. Иной раз к нему подходил Стёпка, он живет как раз напротив магазина, окна в окна, и тогда они сидели вдвоем, курили и поджидали, кого можно было бы зацепить, чтобы сорвать на выпивку. Если не откроется магазин, так есть в деревне точки, где продают не только самогон, но и водку. Деньги, деньги нужны!..

Сегодня Рэба сидит один, Стёпки чего-то не видать. Хоть крикни – вон его окна, совсем близко. Однако Рэба не решается, боится, что высунет голову из окна Степкина жена, и тогда не ищи добра: шуму будет на всю окрестность. «Спит, гад!»–думает Рэба и жалеет, что сегодня Стёпка, похоже, еще не поссорился с женой, а то был бы тут как тут.

Рэба прислонился спиной к дверям и как-то незаметно для самого себя провалился в сон. Ему приснилось, будто он собирал грибы, и было их столько, словно картошки после «трусилки» на колхозном поле. Долго он дремал или нет – сказать не может, но сон про грибы ему понравился, и он пожалел, что его растолкал Стёпка.