Был поздний вечер, когда катер пошел навстречу черным волнам и увез секретаря райкома. А мы на моторной лодке переправились на левый берег, на место бывшей деревни. Там стоят два дома, которые не значатся ни в каких инвентаризационных книгах. Рабочие сколачивают их за два-три вечера. Без крыльца и прихожей. Надо низко нагнуться, чтобы войти в дверь. За спиной — пронзительно холодный ветер, а на пороге дома в лицо ударяет такая жара, что моментально вспотеешь. Печка накалена докрасна. Узкие койки стоят вплотную.
Здесь — коренные жители района Калевалы. У каждого своя жизнь, своя судьба, большой путь позади, но у всех много общего. Григорий Денисов, Иван Каллио, Федор Ринне, Егор Перттунен — мои ровесники. С десяти — двенадцати лет начали пахать свои клочки земли, рыбачить, рубить лес. А потом строили поселки.
В 1941 году взяли в руки винтовку. Одни дошли до Берлина, другие встретили день победы в военных госпиталях. Потом пришли в дремучий лес и начали строить поселок Кепа. Хороший поселок. А потом снова ушли в лес, построили поселок Куусиниеми, потом Шоньгу… Идут впереди в крепких сапогах, в ватной одежде, подпоясанные солдатским ремнем, и оставляют за собой тепло, свет, звонки в школьных коридорах, музыку и песни в клубах. А сами идут снова в лес.
— У меня поясница стала побаливать вечерами, — как бы мимоходом замечает Федор Ринне, пожилой мужчина с открытым широким, обветренным лицом. — Пожалуй, с меня хватит. Останусь здесь, в Луусалми.
Это — не жалоба. Жаловаться такие люди не умеют. Ринне просто почувствовал, что в его возрасте уже пора жить и работать на одном месте. Он много строил для людей и заслужил спокойную жизнь. У Ринне шестеро детей, старшему сыну, шоферу, который здесь же, с отцом, — двадцать три года. Всем детям открыта дорога — пусть шагают. Отец, конечно, заботится о них, а самому ему ничего от детей и не нужно. У него все есть — пока еще крепкие, умелые руки, а там будет хорошая пенсия.
Федор Ринне посасывает свою видавшую виды, почерневшую от времени трубку из карельской березы. Рядом с ним Егор Перттунен, старый плотник и лесоруб.
— Хорошо здесь будет, в Луусалми, — говорит он.
Гаснет свет. Ветер треплет брезент, которым накрыта избушка. Жарко. По радио передают последние известия.
— Да, был бы только мир, а дела у нас пойдут еще лучше, — задумчиво говорит Денисов.
Оказывается, никто не спит. В темноте завязывается беседа. О мире, о земле, о труде, о завтрашнем дне на новом лесопункте.
Немногословна эта беседа. Кто-нибудь скажет одну фразу, и опять молчание. Потом другой отзовется, и снова тишина. Потом третий выскажет свою мысль… Здесь принято больше делать и меньше говорить. Но всегда думать о судьбах Родины!