Под грозой и солнцем

Тяжелыми валами катятся волны. На скале, за бывшей деревней, березы сбрасывают свой давно пожелтевший наряд. Ветер яростно треплет палатки. Хрупкая девушка в лыжном костюме и кирзовых сапогах борется с тяжелым брезентом, прикрепляя его к земле. Она старается, чтобы к приходу рабочих на ночлег в палатках было тепло. К берегу причалил массивный катер, за ним подпрыгивают четыре лодки с сеном. Одна разбита.

Мужчина лет тридцати в резиновых сапогах долго барахтается по пояс в ледяной воде, пытаясь вытащить разбитую лодку и спасти сено. Другие помогают ему веревками. Наконец все на берегу. Мужчина вышел из воды и попытался закурить, но вместо папирос у него в кармане желтая жижа. Протягиваю ему портсигар.

— Вы бы, товарищ писатель, пропесочили в газете, что ли, нашего Павлова, директора леспромхоза. Таким диким способом, наверно, только у нас сено возят, — обратился он ко мне, прикуривая.

— А вам надо идти поскорее просушиться, — сказал я.

— Не сахарный, не растаю. Про сено-то вы будете писать или нет? — И пошел куда-то дальше с веревкой на плече.

Я знал, что там нет ни палатки, ни костра, и спросил у стоящего рядом рабочего, кто он.

— Да конюх, как его… С того участка, — и он кивнул в сторону противоположного берега, еле видневшегося за бушующим озером.

Так я больше и не видел «как его…»

На катер поднялась стройная девушка в мокрых брюках и яловых сапогах. Левый рукав ватника, видно, только что прогорел.

Я тоже поднялся на катер. Мне нужно в районный центр, чтобы поговорить о делах строительства Луусалми и потребовать к нему заслуженного внимания. Правда, я мог бы поступить иначе — выяснить все и написать резкую статью о том, что на строительстве образцового поселка нет элементарного порядка. Пилорама установлена, но к ней нет двигателя. Не хватает бульдозеров, а те, что имеются, нуждаются в серьезном ремонте. Лесовозные машины стоят. Нет ремонтной мастерской, нет даже передвижной электростанции. Все это не проблема в наше время даже для такого отдаленного участка. Серьезно нужно поговорить о снабжении рабочих, о культурном обслуживании. Но вот беда: пока я напишу статью, пока ее опубликуют, пока то да се, пройдет немало драгоценного времени. Не лучше ли решить вопросы тут же, на месте? И с этим решением я еду в районный центр.

Озеро Куйтто бушует. Катер ныряет в глубину водяного вала. Я сижу в рубке капитана, смотрю, затаив дыхание: поднимемся снова на поверхность или нет? Мгновение палуба под водой, затем волна перекатывается за борт, как в водопаде, и судно стремительно идет вверх. По сторонам стали видны острова и полуострова, покрытые осенним разноцветным — темно-зеленым, оранжевым, желтым — одеянием. Когда-то вдалеке от родных мест я вспоминал их, эти скалистые берега. Теперь узнаю их так реально, будто только вчера ходил тут за ягодами или грибами.

Катер повернул круто налево. Вот и мастерский участок Каклалакша, поселок с магазином, клубом. Здесь живут семьи многих строителей Луусалми. Интересные люди, со многими хотелось бы встретиться. Среди них есть и друзья детства. А катер останавливается тут ненадолго.

Полуостров здесь имеет форму рыболовного крючка. С одной стороны его — вечно тихий залив с водорослями и камышом, с другой — открытое озеро Куйтто. Соответственно назывались и берега — Тихий и Открытый.

Раньше тут был всего один домик. В нем родилась и жила моя мать, а потом остались только дедушка и бабушка. Года на три они приютили здесь и меня, пока мать после смерти отца работала на Мурманской железной дороге. Месяцами мы не видели людей. Дедушка ходил на охоту, а бабушка в любое время года брала рыбу из озера у Тихого берега, как из своего амбара.

А еще были сказки. Бабушка знала столько сказок, что рассказывала их все долгие зимние вечера и никогда не повторялась. Сказки слушали я и тараканы, а дедушка похрапывал. Казалось, нет в мире силы, способной изменить жизнь, веками сложившуюся на Тихом берегу. И вот теперь тут нет ни домика, ни дедушки и ни бабушки. Только маленький бугорок на месте бывшей печки. А в пятистах метрах — новый поселок. Впрочем, не очень уж и новый. Ведь построен-то он лет пять тому назад.

Какая-то женщина смотрит с укором: приехал писатель из Петрозаводска, а интересуется только стариной. Она поясняет мне небрежно:

— Здесь кто-то когда-то жил. Кажется, еще до революции. Не знаю.

…В кабинете секретаря райкома партии Дмитрия Степановича Александрова многолюдно. Он лишь поздно вечером вернулся из дальней поездки по району. Неотложных дел накопилось много, а тут еще новость: приглашают в Луусалми. Он не колеблется, нет, он давно хотел побывать там, да все некогда: с планом лесозаготовок неважно. А через несколько дней надо ехать на областную партийную конференцию. Кое-что подготовить нужно.

— Ладно, поедем часа через три. Ты подожди, я сейчас… — И Александров берется за телефонную трубку. Станция не сразу отвечает.

— Ну, а я тем временем с людьми поговорю.