Первой проснулась бабушка.
— Стучат, Василий,— стала будить она сына.
А сама дрожала, предвидя, что-то недоброе.
Щербаков вскочил и стал зажигать лампу. Стук
продолжался, требовательный, резкий.
Андрейка казалось, что ломают двери и вот-вот
ворвутся в дом.
— Не пугайтесь,— сказал отец.—Это, верно,
с обыском.
И пошел открывать.
В комнату ввалились четверо. Были они в серых
шапках, с ружьями и револьверами.
— Документы,—крикнул один из них, повиди-
мому, старший.
Щербаков вынул из кармана книжку и подал
гайдамаку.
Тот долго рассматривал ее, силясь прочитать
написанное, и потом рявкнул:
— Как зовут?
— Василий Щербаков.
— Якой губернии?
— Смоленской.
— Га, кацап! А где работаешь?
— В железнодорожных мастерских.
Глаза у гайдамака округлились.
— 3 большевицького гнизда?
Щербаков сказал спокойно:
— Это ни откуда не видно.
— По твоей морде бачу. Знаемо, чим вы ды-
шите.
Легкая усмешка тронула у Щербакова усы и
он сказал:
— Дышим, как и все, воздухом.
— Молча-ть! —заревел гайдамака, наливаясь
кровью.
— Оружие есть?
— Нету.
— По шукать!
Подручные бросились шарить по всем углам.
Рылись на кровати, в одежде, перевернули все в
сундуке, искали в печке, под столом, под кро-
ватью, ощупали всех, даже маленькую Таню,—и
ничего не нашли.
Красные и злые, они остановились посреди ком-
наты, вытирая потные лица.
Старший смерил глазами Щербакова и сказал:
— Сам запамятуй и другим скажи; колы де що
чи як инче—пощады не буде. Смерть!
И ушли, стуча, как лошади, подкованными
сапогами, бросив настежь дверь.
— Гады, разбойники!—вырвалось у Щерба-
кова, когда ушли гайдамаки.— Скорей бы распра-
виться с этой сволочью. Терпения нет!..
6.
В ту ночь по всему району были обыски, мно-
гих рабочих арестовали. На улицах чаще гарцо-
вали конные раз'езды. На них смотрели с нена-
вистью, со страхом, и шептали вслед:
— Разбойники, каты!
Утром Андрейка вышел на улицу. Серый и ту-
манный был день. Перекликались глухо гудки на
вокзале, как будто что-то сжимало их медные
глотки. Шли, торопясь, куда-то люди, с сумрачно-
серыми лицами, затаив в себе обиду и гнев.
Андрейка вспомнил вчерашнюю ночь, свирепые
лица гайдамаков, их ругань и окрики. Так и хоте-
лось плюнуть в красную рожу, когда бесстыжие
руки ощупывали у матери живот. Если бы кто-
нибудь ударил отца, Андрейка бросился бы на
щиту.
Пускай бы его избили, изувечили—все равно.
Из-за угла выбежала маленькая с'ежившаяся
фигурка. Андрейка узнал товарища Володьку Се-
мибратова.
— Куда ты?—крикнул Андрейка.
— За хлебом.
— Дают?
— Не знаю.
У Володьки было скучное лицо. Стоял, сгор-
бившись, словно тяжело было плечам от рваной
шубенки.
— Брата Максима забрали,— сказал он.
— Когда?
— Этой ночью.
— За что?
— Листовку какую-то нашли в кармане. Так и
накинулись, как увидели, с ног сбили. Руки свя-
зали и повели.
Володька оглянулся и сказал тихо, с затаен-
ным блеском в глазах:
— Большевики уже за Днепром стоят, требуют
сдачи города.
— Ну и что же?
— Рада не хочет сдавать. Силой будут брать.
— Большой будет бой.
— У-у, страшенный.
Весь этот день клубились слухи о том, что боль-
шевики подошли к городу.
Андрейка побежал на обрыв. Ему представля-
лась несметная рать, стоящая по ту сторону
Днепра. Движутся обозы, скачет конница, стеной
идет пехота.
Но над Днепром висела сизая мгла, и по ту
сторону не видно было ничего. Только город
шумел глухо, тревожно, пряча в тумане свои очер-
тания.
Андрейка постоял, посмотрел и пошел домой,
не зная— верить, или не верить тому, что говорят.
Отец пришел поздно вечером. И опять, как
и третьего дня, лицо у него было особенное.
Андрейка нетерпеливо уставился на него, ожидая,
что он скажет.
Отец обвел глазами комнату, посмотрел на
мать и сказал:
— Завтра начинаем забастовку. Требуем вла-
сти Советов. Не захотят— будем биться.
— А большевики уже пришли? — спросил
Андрейка.
— За городом стоят. Целая армия—пехота,
конница, артиллерия. Пусть-ка сунутся гайдамаки.
«Значит, правда»,—подумал Андрейка, и опять
ему представилось огромное воинство, обложив-
шее со всех сторон город.
— Нужно запасти воды, ■ Даша, — говорил
отец,— мука у нас есть?
— Немножко.
— Ну и ладно. Хлеба, может, совсем не будет
эти дни.
Мать смотрела на огонек лампы, лицо у нее
было блеклое, печальное.
— И как мы обернемся,— вырвалось у нее.
— Ничего,— бодро сказал отец,— лучше потер-
петь, да добиться своего. Правда, Андрей?
У Андрейки даже лицо покраснело оттого, что
отец обратился к нему, как к большому, и он ото-
звался радостно и твердо:
—Правда.
7.
Утром Андрейка выбежал на улицу и его пора-
зила небывалая тишина.
Серая муть стояла над городом, заволакивая
улицы, дома, и в этой мути как будто утонуло все
живое. Не слышно было гуденья трамваев, не
слышно было свистков, гудков, стука и лязга на
вокзале. Город замер, точно задохнулся в тумане.
«Это забастовка»,—подумал Андрейка.
Он пошел по улице. Редко попадались прохо-
жие, шли они торопливо, появляясь и исчезая во
мгле.
Вот и большая проезжая улица, подымающаяся
от вокзала в город. Здесь всегда было много из-
возчиков, они гремели пролетками по обледенелой
мостовой, а сегодня тихо, пусто не было даже про-
И еще новость. Закрыты магазины, замки
висят на дверях, только мелкие лавченки торгуют,