Под итальянским солнцем

Цокая ногтями по клавиатуре компьютера, она вдруг услышала высокий женский голос, льющийся из коридора: «О солее-е, о солее-е мио», а за ним и скрип крутящихся колес столика, на котором развозили ужин. Не выдержав, она выглянула из двери. Открывшаяся картина поражала воображение: полная медсестра распевала под гулкими сводами больницы, наверное, самую популярную неаполитанскую песню, не забывая при этом толкать перед собой тележку с одноразовой посудой и высокими контейнерами с едой.

– О соле-е, о солее-е мио! – звонко разносилось по всему этажу.

Подойдя к первой палате, она рывком отворила обе двери и, застыв, как на сцене, пропела куплет песни, на что пациенты дружно откликнулись, подхватив две последние строчки:

– Стай фронт а те, стай фронт а те-е!

Раздав ужин и выехав в коридор, она повторила все то же самое, только с последующим куплетом и в другой палате, где все присутствующие так же слаженно исполнили последние строчки, прогремев на всю больницу: «Стай фронт а те-е-е, стай фронт а те-е-е!»

Несложно было догадаться, что следующий заход был ее, Лолы. Она заметалась в ужасе, не зная, что делать, и чуть было не залезла под кровать, но в последний момент одумалась и просто села на краешек.

Сестра с грохотом толкнула двери и, оказавшись в дверном проеме, приняв нужную позу и грозно глядя на Лолу, затянула: «О солее-е, о солее-е мио!»

Журналистка сжалась под суровым взглядом медсестры и пискнула: «Стай фронт а тее-е-е, стай фронт а те-е-е…». Последнее слово она почти проглотила и затихла, после чего воцарилась минутная тишина, и они обе покатились от смеха. Так сильно и от души Лола не смеялась уже давно.

Больница затихла и успокоилась рано. Не было еще и девяти, как все уже лежали в постелях, и Лола, которая не привыкла засыпать так рано, решила еще поработать. Но нужные мысли не шли в голову, а все сбивались на Пино.

Подойдя к окну, она открыла створку шире – в палату влетел тихий шум прибоя. Лола не предполагала, что море находится так близко. Прямо перед окнами расстилался широкий песчаный пляж, отгороженный от здания больницы забором из железной сетки, в котором, мерцая при лунном свете обломанными металлическими прутьями, виднелась огромная дырища. Хорошо утоптанная тропинка вела через нее прямо на берег моря. Вдохнув полной грудью свежий воздух, напоенный йодом, она только сейчас со всей ясностью поняла, как ей повезло, что Пино оказался рядом и все закончилось относительно благополучно.

Какой потрясающий вечер! Волны с тихим рокотом набегали на белеющий в темноте песок, в вышине яркой россыпью сверкали звезды, а лунная дорожка подбиралась прямо к ее окну.

Какое чудо эта жизнь! И как давно она вот так не смотрела на море и небо! А могла бы валяться лицом в канаве, и неизвестно, когда бы ее нашли! Ведь от Беатричи до сих пор ни слуху, ни духу. Она ужаснулась – и чего только в голову не лезет!

По натуре она была оптимисткой и быстро отогнала неприятные мысли. Вздохнув еще раз, подумала, что спать совсем не хочется. В темном стекле окна увидела свое отражение, провела по лицу рукой.

Или все-таки отклеить пластырь, посмотреть, насколько глубокие там ранки? А вдруг останутся вмятины, как после краснухи?

– Эй! Привет!

Лола вздрогнула и вцепилась рукой в подоконник. Откуда такая нервозность? Видимо, ничего не проходит даром.

В дверях стоял Пино.

– Напугал тебя?

– Конечно! Врываешься ночью. «Привет!» – передразнила она его и тут же улыбнулась, поняв, что слово «врываешься» было большим преувеличением. Хорошо, что не начала отклеивать пластыри, вот была бы картина!

– Как себя чувствуешь?

– На удивление отлично. А ты?

– И я. Как будто и не получал по голове, – и он добавил неуверенно: – Не хочешь прогуляться?

Лола заметила, что на нем был легкий пиджак, а на плече висела небольшая холщевая сумка – значит, подготовился к прогулке.

– Было бы здорово! А как мы выйдем?

– Центральная дверь всегда открыта.

– Но там же сидит кто-то на входе?

– Может, и сидит… иногда.

– Как это, иногда?

– Ну, вечером больных уже нет, если и привозят, то на «Скорой» и предупреждают заранее. Так что скорее всего телевизор смотрят в холле или спят уже.

И, как будто засмущавшись, добавил:

– И еще у меня есть бутылка шампанского.

Ну это уже совсем по-русски – накатить на пляже. Интересно, и как это ему в голову пришло? Или где-то на наших туристов насмотрелся, которые при всем обилии баров и ресторанов часто предпочитают расположиться на свежем воздухе?

– Шампанское – это как раз то, что нужно! – Хотя ей больше нравилось итальянское просекко, «Франчакорта», она подумала, что не время выпендриваться. Но все же не выдержала:

– Холодное, надеюсь?

– Конечно, только что из холодильника.

– А из чего пить будем?

– Да я во время ужина утащил несколько стаканчиков.

Но уж на это Лола никак не могла согласиться – пить шампанское из пластиковых стаканов! Это было их семейное, мама очень трепетно относилась к этому искристому напитку и культуру его пития передала Лоле.

Под испепеляющим взглядом Лолы он сразу сник.

– Что-то не так?