Под каблуком у Золушки

— Знаю, — ещё один кусок холодной котлеты размазался жиром по небу, но Оксанка и его проглотила. — Самое печальное, что я и раньше не умела его ждать. И первые три дня после его очередного визита места себе не находила. Но потом как-то брала себя в руки, отвлекалась и даже находила некоторое удовольствие в том, чтобы наблюдать за ним со стороны. По сообщениям в сетях, по фотографиям в инстаграм, по скупым строкам официальных сообщений или незначительным упоминаниям.

— Это называется сублимация. Защитный механизм психики. Я вот, например, когда на диету сажусь, всегда начинаю готовить как сумасшедшая. Смотрю кулинарные передачи, ищу какие-то необычные рецепты и готовлю, готовлю, готовлю, — размахивала руками Алла.

— Твои домашние, наверно, счастливы в эти дни? — улыбнулась Оксана.

— Если бы, — отмахнулась Алла. — Наоборот. Дети говорят, у всех мамы как мамы. Борщ, курица жареная. А у нас оленина под брусничным соусом, штруделя, кордон блю.

— Я тоже готовить люблю. Только мне обычно не кому. А ещё люблю путешествовать и там пробовать местную еду.

— Серьёзно? — иронично посмотрела на неё Алла. — Прямо любишь?

— Мне кажется, что люблю. Но ты права, я считай нигде и не была. И не на что мне, да и не с кем. Один раз летали с Кайратом в Тайланд.

— Всего один? — опять скептически сморщилась Алла.

— Ой, Алла, — махнула она рукой. — Ты думаешь он не предлагал? Думаешь не брал никуда? Держал меня взаперти как наложницу в гареме?

— Не знаю. Мы давно с тобой не встречались.

— Да, мы летали с ним в Тайланд, и в кино ходили, и цветы он дарил не букетами — корзинами, ворохами. Только однажды пришёл вечером, а я весь день прорыдала над этими гибнущими розами. И с тех пор не дарит, чтобы я не расстраивалась.

— С Тайландом тоже вышло как-то не так?

— Тоже, — вздохнула Оксанка, а потом улыбнулась, вспоминая. — Нет, сначала всё было так. Море в десяти метрах от бунгало, доставка еды из ресторана, коктейли из бара там же на берегу, мотоцикл на прокат.

— Мотоцикл или мокик? Там же все на мокиках гоняют.

— Мотоцикл, Алла. Большой, красивый, рычащий…

Она говорила, но чувствовала, как память уносит её в эти дни.

Её щека на горячем плече Кайрата. Его руки, обнимающие её во сне. Три дня они просто не выходили из номера, потому что не могли расстаться. Ни на секунду, ни на миг. Он терял её из виду и приходил за ней в душ. И этот холодный душ, в котором не работал термостат, был ничуть не хуже, чем тёплое как парное молоко по утрам море, потому что везде она чувствовала на себе его требовательные руки, и его горячие губы. И пьянящее чувство гармонии, правильности, совершенства которое было доступно их телам, вопреки доводам разума, заставляло забыть обо всём.

Она знала каждую мышцу его тела. Каждый изгиб, каждую мурашку, которыми он покрывался, когда она вела по его спине пальцем. Она могла бы узнать его с закрытыми глазами. Она запомнила его ещё тогда, в самый первый раз, в свои шестнадцать лет. Нежно и бережно он знакомил её со своим телом, и навсегда остался дрожью на кончиках её пальцев, лёгким дыханьем на её шее, стоном ветра и запахом дождя.

И даже на этом тропическом острове она чувствовала этот дурманящий запах запретного леса, тихого и зачарованного дождём.

А потом был мотоцикл.

И скорость, и ветер, и радостные крики, с которыми они летели вдоль бирюзового моря с барашками волн, мимо лохматых пальм, мимо приветливо улыбающихся тайцев. И безумие этого драйва в одном коктейле с адреналином, свободой и счастьем не мог бы переплюнуть никакой алкоголь.

А потом была рыба, запечённая на гриле, которой он испачкался, и её обгоревшие плечи, которые он мазал кремом, и содранная о камень рука. Он промывал царапину тайским ромом и изо всей силы дул на ранку, чтобы Оксанке было не очень больно.

Она невольно посмотрела на запястье, где с той поездки так и остался этот едва заметный шрам.

— А потом ему позвонили, и он улетел. Обещал вернуться, но не смог. Смертельный случай в автоцентре. В-общем, те душные бессонные ночи под мычание коровьих лягушек, что я провела там без него… не знаю, что я запомнила лучше.

— И больше ты никуда с ним не поехала?

— Честно говоря, как-то не очень и получалось. У меня работа. У него работа.

Он срывался фейерверком с влажных простыней: «Полетели! Сегодня! Сейчас! На неделю! На две!» Но у неё сезон на работе — не отпустят, и нет визы, и маме не здоровится. И его вспышка гасла, наверно, оставляя в его душе дыру с обугленными краями. Он целовал её на прощанье, и никогда не оставался до утра.

— Ты уже вещички-то малышу прикупаешь? — вывела Алла её из раздумий.

— Ой, и не спрашивай, — бросила вилку Оксана в окончательно остывшую еду. — Пока только метаюсь по форумам и составляю себе список самого необходимого. В магазины и заглядывать боюсь. И вообще боюсь. Рожать боюсь. И не доходить боюсь. И переходить. И чего только не боюсь.

— Это нормально. Не переживай! — встала женщина. — Пошли, а то с обеда опоздаем.