Под каблуком у Золушки

Как участнику торгов Кайрату выдали номер «13» на большой пластиковой карточке. Будь он и более суеверным, он бы не обратил на него внимание, но его знакомые старушки, так боязливо округлили глаза, что он предпочёл его пока перевернуть, чтобы не шокировать других участников.

— Дело не в суевериях, Кайрат, — пояснила Роберта. — Дотошные британские учёные, а на самом деле просто какие-то интернет-пользователи, которым нечего делать, посчитали, что за тридцать проведённых торгов именно участник под номером тринадцать чаще других выкупал главный лот.

— Разве это меня к чему-нибудь обязывает?

После того как Роберта перестала изображать из себя влюблённую беременную и глупую дамочку, она как-то заметно преобразилась, став вдруг умной, собранной и толковой, и став для него неиссякаемым источником полезной информации.

— Нет. Но слухи расползаются быстро. Поэтому все и косятся на тебя немного. Тем более, ты Тёмная Лошадка. Никто тебя не знает. Никто не знает твои возможности. И просчитать наперёд как далеко ты готов пойти в этой борьбе тоже никто не может.

— А как далеко я должен пойти?

Разговаривать по-русски, бегло и вполголоса в этой англоязычной толпе оказалось большим преимуществом.

— Как хочешь. Но, боюсь, если ты хочешь поговорить с Рей Альварес тебе придётся выкупить как минимум центральный лот.

— И что это?

— В том то и дело, что никто понятия об этом не имеет. Его объявят непосредственно перед тем как выставить.

— Как это возбуждает, — улыбнулся он.

— Главное, не растеряй это ощущение до конца аукциона, — положила она его руку себе на бедро и слегка похлопала сверху.

Раздались аплодисменты, а потом в гробовой тишине он увидел её.

Тонкая белая прядь, идущая от пробора по черным гладким волосам, собранным на затылке в узел, бросалась в глаза прежде всего. А ещё взгляд. Спокойный, тёплый, но усталый. А в остальном: безликий деловой костюм, типичная японская внешность. Её внешность не стала для Кайрата неожиданностью. Он уже примирился с ней.

— Этот аукцион я провожу тридцатый раз, — сказала Рей Альварес тихо, но твёрдо. — И в тридцатый раз волнуюсь. В тридцатый раз переживаю всё заново. В тридцатый раз понимаю, что всё ещё на что-то надеюсь. Сегодня нашему сыну исполняется тридцать лет. И этот аукцион в его честь последний.

Зал сдержано ахнул, и Кайрат тоже невольно вздрогнул, словно его полоснули ножом. Пальцы Роберты ободряюще сжали его ладонь.

Чёрт побери, он совсем и забыл, что у него сегодня день рождения!

— Родительская любовь не знает границ. И сердце матери никогда не устанет ждать. Но наша коллекция, увы, не бесконечна, — и она вызвала даже несколько улыбок. — Я представляю жемчужину среди наших картин, которая, надеюсь, обретёт сегодня нового владельца. Пикассо…

Название картины утонуло в очередном восторженном вздохе зала.

Полотно внесли и поставили на мольберт двое крепких парней в белых перчатках. Кайрат заметил, что с появлением картины по всему залу словно материализовались из воздуха и другие крепкие парни с цепкими взглядами и подозрительно оттопыривающимися полами пиджаков. И в звучащих в зале приглушенных перешёптываниях Кайрат услышал, что и Роберта что-то говорит.

— Только не женщины, только не женщины, — умоляла она накрытую тканью раму. И её безумные глаза, и то, как она заламывала руки поразило Кайрата намного сильнее, чем возглас, который снова пронёсся по залу, когда ткань убрали.

— Версия…, — и Кайрат снова не понял, что сказала Рей.

— Мерзкая сука! — прочитал он по губам Роберты, и потом только, перевёл глаза на картину.

«О, боже! Сиськи!» — вот, пожалуй, и все эмоции, что испытал Кайрат при виде бессмертного полотна, начальная цена которого составляла пятьдесят миллионов долларов.

Роберта выглядела так, словно она только что потеряла кого-то очень близкого. Она готова была разрыдаться. Ей стало плохо. Она побледнела и чуть не хлопнулась в обморок.

Кай не на шутку перепугался. Он начал обмахивать её картонкой с номером, он попросил у персонала воды. Но пока её принесли, девушка уже немного пришла в себя, растерев себе до красноты уши и глубоко дыша.

— Я, конечно, понимаю, Пикассо там, все дела, — протянул ей Кайрат стакан воды.

Слова его тонули в общем шуме, поднявшемся пока объявляли остальные лоты.

— Но, по-моему, оно того не стоит.

— Кай, «версия О» была продана за сто шестьдесят семь миллионов долларов, хотя восемнадцать лет назад стоила всего тридцать два. Эта версия тридцать лет назад стоила семь. Сейчас её выставили в семь раз дороже. Ещё через тридцать лет она будет стоить двести. Понимаешь, двести?

Кайрат не понимал. Он посчитал в уме сколько денег осталось у него на счёте и ему стало обидно за своё наследство.

«Какого чёрта они распродают то, что, когда подрастут мои дети будет цениться в разы больше? А когда подрастут внуки?»

В-общем, этот приступ жадности был ему очень хорошо знаком. И знакомое покалывание в подушечках пальцев. И азарт. И математические уравнения, которые решались у него в голове со скоростью бьющегося сердца. И эта бледная и убитая горем Роберта только добавляла удовольствия.