Под крики сов

Тоби подумал, если они продолжат в том же духе, мне будет не слышно фильм, уселись тут рядом и ведут себя как школьники. О, сейчас начнется. Зачем я пришел? Зачем я вообще что-то делаю? Когда прекратятся приступы? Взять хотя бы миссис Крат и ее мужа, она выглядит такой старой; и он тоже, а я помню, когда они казались довольно молодыми, она, бывало, стоит у дверей своей прачечной и смеется, и никто не знал, почему она смеется, стоя у дверей прачечной и глядя на мир. По пятницам она носила домой корзину, склоняясь под ее весом так, что едва не касалась земли рукой. Мы как-то взяли у них лопату и не вернули. А вот еще Билл Траут и Мэри. Забавно. Мы привязывали консервные банки к их машине и осыпали их рисом, а они дали нам по булочке с кремом, которые оказалась кремовыми только наполовину. А теперь он один из начальников мясоперерабатывающего завода, у него лицо похоже на кусок мяса, а сам он толстый, и когда он только на прошлой неделе ездил в город, один из парней видел его там, и я спросил, что он делал, и тот парень ответил:

– Он почему-то глазел на витрину мясной лавки.

У них одна маленькая дочь, которая чуть что ложится и начинает кричать, и она, говорят, очень избалована. Похоже, сегодня здесь собрались все, кого я знаю, такая толпа. Когда-нибудь я выберусь отсюда и, может быть, махну на север, найду новое место и начну бизнес, и буду спокойным, и богатым, и любимым; но уже слишком поздно.

Тоби взял верхнюю конфету из кармана, снял фантик и сунул ее в рот. Малиновая. Теперь язык будет красным, подумал он. Точно? Посмотреть и убедиться некому. Наверное, следующая будет апельсиновая, а может, снова малиновая, иногда бывает две малиновых подряд, или лимонная, или вишневая, интересно гадать.

Тоби скомкал серебристую обертку и стиснул ее в кулаке. Его рука слегка дрожала, и он уронил бумажный комок на пол. Начался мультфильм. Он уставился на экран и увидел крошечного человечка, который становился все больше и больше и убил дикого льва.

Зрители расслабились и засмеялись, согревшиеся и довольные.

20

Тоби не писал писем. Поэтому он удивился, получив на следующей неделе письмо от Фэй Чоклин, которая написала аккуратным почерком:

Дорогой Тоби, я отсутствовала на прошлой неделе и с тобой не увиделась, но наша соседка сказала, что ты приходил к папе с книгами. В воскресенье (в ближайшее воскресенье) у нас будет чаепитие в честь папиного дня рождения, и он хотел бы, чтобы ты пришел, если сможешь. Папа попросил меня написать тебе письмо, так как сам он в этом не силен.

С уважением, Фэй Чоклин.

Эми Уизерс достала письмо из ящика у ворот. У нее перехватило дыхание, и она прижала одну руку к сердцу, а в другой было письмо. Эми положила его на каминную полку, лицевой стороной вверх, чтобы Тоби увидел, когда придет домой, и села на диван. Ее лицо раскраснелось, подступила усталость. Все из-за моего сердца, подумала она, из-за него я такая. Оно-то и подведет меня однажды днем или ночью. Интересно, от кого письмо. Я просто буду лежать здесь и наблюдать за белоглазками на старой крыше, а потом возьмусь печь песочное печенье на выходные.

Тоби пришел домой, уставший и замерзший, с местной газетой в руке. Он сел, чтобы прочитать ее прежде, чем из сада вернется отец.

– Есть почта?

– Тебе письмо, Тоби. Почту принесли поздно.

– В последнее время всегда так. Почему ты не позвонишь?

– Позвоню, Тоби, если опять опоздает.

– Ты всегда обещаешь позвонить и никогда не звонишь.

– Почему ты не читаешь письмо? Наверное, оно от твоей девушки, – мягко и вкрадчиво сказала Эми.

Тоби покраснел.

– Будет тебе, мам, ты знаешь, кто моя девушка. – Он посмотрел на нее и улыбнулся. – Выглядишь усталой, мам. Посиди, отдохни.

Она рассмеялась.

– Снимай сапоги, Тоби, и грей ноги. Я позову отца на чашку чая. Он в саду. Фасоль пережила морозы.

В дверь вошел Боб Уизерс, с подозрением взглянул на Тоби и Эми и сел в свое любимое кресло у огня.

– Я победил морозы, мать, – сказал он.

– О, Боб, я так рада. А картофель ты спас?

– Да, картофель, горох и капусту.

– Какое счастье, Боб.

Она с гордостью посмотрела на мужа, победившего мороз, потом с гордостью посмотрела на сына, который собирался снести гостиницу и зарабатывать все больше и больше денег; но она чувствовала тревогу за него, из-за того, что денег все больше и больше, а еще из-за вечеринки, приглашения на воскресенье.

И она стояла, разливая чай в чашки. Она увядала и старела, она походила на старый почтовый ящик, в который год за годом летели обрывки новостей и тревог, страхов и любви, присылаемых мужем и сыном. Она перетряхивала новости внутри себя, чтобы передать их от одного к другому и установить между ними мир. Так что: