Под крики сов

Впрочем, тогда он был еще мальчишкой. Теперь он мужчина, работает в отделе социального обеспечения, помогает людям заполнять бланки и определять, сколько денег они зарабатывают; штампует конверты и рассылает пособия по болезни; доверительно беседует с людьми. Теперь у него высокая должность, и, даже оставаясь частично калекой, он ездит по городу в современной зеленой машине, прижавшейся к земле и с жалюзи сзади.

Возможно, он один из тех, кто делал записи в бухгалтерских книгах, подумал Тоби. А Фэй – одна из девушек, которые ездили на велосипедах, как говорили Дафна и Фрэнси,

против северного ветра или подгоняемые южным ветром,

который принес белый сверток снега, развязанный

и рассыпанный.

И теперь они женятся и умрут. Они живут с тех пор, как я был маленьким мальчиком, и тогда они были того же возраста, что и сейчас, потому что остановились, застряли в темноте с тех пор, как я был маленьким мальчиком и наблюдал за ними с Фрэнси, Дафной и Цыпкой, самой младшей, и ей приходилось догонять остальных и высыпать камешки из туфель. Или это разные тела, но одни и те же люди.

Фэй вышла из комнаты, чтобы вскипятить чайник на чашку чая. Она пела:

Из семи одиноких дней – одна одинокая неделя

Из семи одиноких ночей – один одинокий я [8].

Она счастлива, подумал Тоби. У нее длинные волосы, как у всех фабричных девиц, и что-то вроде пучка на затылке; поговаривают, волосы в таких прическах накладные и их можно купить в парикмахерских, где в витринах выставлены гипсовые женские головы с золотыми и темными волосами после химической завивки, и чувствуется запах гари, когда проходишь мимо двери. Возможно, подумал он, у Фэй накладные волосы; она снимет их на ночь и повесит на гвоздь в углу своей спальни. И Альберт не будет возражать, потому что у него фальшивое сердце; другое его сердце напечатано на бланке и изъедено едкими чернилами.

А Фэй, подумал Тоби, красит губы помадой, притворяясь, что в ее бледности есть кровь, что вся ее кровь год за годом не вливалась в неоновый солнечный свет фабрики, который рисует кровь так же, как естественный солнечный свет рисует цветы. Она завязывает губы красной лентой, бантиком, который развяжет Альберт Крадж, и оба найдут пустой сундучок сердца и не узнают, что отдел социального обеспечения и шерстяная фабрика раздобыли ключ и с ним не расстанутся, во веки вечные. Если бы я действительно любил Фэй, а она меня, и мы бы поженились, я по частям отдавал бы себя фабрике до тех пор, пока не обанкротился и не превратился бы в бездушную крутящуюся машину, которая изо дня в день воспроизводит одни и те же слова, до конца жизни.

Тоби посмотрел на Фэй, вошедшую в комнату, и задумался, осталось ли клеймо работницы фабрики у нее на плече, по которому ее хлестали, подгоняя, фабричным ремнем.

Остались ли на ней следы, какие он видел в тот день, когда они вместе ходили на пляж, и он бросил ее волосы в воду, прострелил ей сердце и ощипал птичьи перья?

Фэй поставила чай рядом с ним на стол.

– Не смотри на меня так, Тоби. Я тренируюсь быть хорошей хозяйкой. Добавить молоко и сахар? Чай сделать крепкий?

– Молоко и сахар, – быстро ответил Тоби. – Пожалуйста.

Она смотрела на него, улыбаясь и думая, он точно знает чего хочет. Говорят, мать слишком его опекает. Я надеюсь, Альберт станет относиться ко мне как к жене, а не как к матери, которая обязана его холить и лелеять.

Наливая для Тоби чай, она с волнением подумала, Альберт пьет крепкий без молока. Я буду помнить это всю жизнь. И он кладет две ложки сахара.

– Возьми кусочек торта, Тоби. Я сама делала.

Тоби слушал, как Фэй рассказывала рецепты тортов, которые она пекла.

– Надо все очень тщательно взвешивать, особенно муку, и никогда не позволяй разрыхлителю стать влажным. Только не думай, что меня одомашнивают ради замужества. Не думай, потому что это правда.

Она улыбнулась ему еще раз. Ей стало жаль Тоби Уизерса, с виду недотепа, и так не красавец, еще и припадками мучается, и деньгами одержим, хотя о последнем едва ли стоит сожалеть, напротив, эта черта вызывала восхищение. Альберт такой же. О да, подумала она, у меня подходящий муж. И в доме будут новенькие жалюзи, которые не нужно вытирать, новейшие из новейших жалюзи. Бедный Тоби. Насколько я знаю, у него никогда не было девушки.

– Раньше я не любила готовить, Тоби, но теперь люблю, – гордо сказала она. – Ну, как тебе?