Под куполом «Феерии» [СИ]

Он довольно зажмурился, а в следующий момент приоткрыл губы и облизал их. Всего лишь быстрое движение. Язык скользнул обратно в рот практически мгновенно.

А Алек громко сглотнул.

Но быстро взял себя в руки.

— Видишь? Он рад, что ты не обижаешься на него.

Точно ли к Рэму относилась последняя фраза? Алек закусил губу, почти до крови, и постарался улыбнуться.

— На земле нет существ добрее, — Алек сам не узнал свой голос, слишком тихий и хриплый. Магнус резко поднял голову.

Их разделяло всего несколько сантиметров, каждый из которых наэлектризовался до предела.

Магнус убрал руки с лошадиной морды и осторожно вгляделся в ореховые глаза, словно искал там что-то.

У Алека внутри разгорелся пожар, который лизал своими огненными языками ребра, разливался с кровью по всему телу, сметал всё «правильно» и «нужно».

Оставлял только «хочу» и «необходимо».

«Хочу, чтобы момент длился вечно. Нужно наклониться и…»

— Почему ты не сказал мне об отце?

Алек отпрянул.

Что? Откуда он..?

Что-то волшебное, что затуманивало разум, пропало, оставив за собой чувство опустошения.

Почему сейчас?

Хотя, на вопрос «откуда» мог быть только один ответ.

— Изабель, — буквально выплюнул сквозь зубы Алек.

— Не злись на неё, она хотела, как лучше, — уголки губ Магнуса дрогнули в грустной улыбке. Он всё ещё вглядывался в лицо Алека, и это сбивало с толку.

Сбивало с ног.

— Никто не давал ей права лезть в чужие дела, — руки сами сжались в кулаки.

— Это мое дело, Алек, тебе так не кажется? — Магнус говорил спокойно, без крика и надрыва. — Ты ушёл, а я ждал. Целый день ждал твоего звонка, и на следующий день, и через неделю… Да я целый год вздрагивал, когда на телефоне отображался незнакомый номер. Боялся, что, если отвечу, услышу твой голос. Или надеялся… Так что я благодарен твоей сестре за то, что она решила залезть в чужое дело и хоть что-то мне рассказать.

На секунду у Алека перехватило дыхание. Ему хотелось набрать полную грудь воздуха, а потом выдохнуть, вместе с углекислым газом выталкивая из себя чувство вины. В глазах Магнуса была уже не тоска, а всеобъемлющая боль.

Алеку стало противно от самого себя, ведь он никогда не хотел делать Магсу больно.

Он не думал, что ему будет больно.

Хотя стоило признать, что в тот момент он вообще не думал о нём.

— Прости, Магс, — на большее он просто не был способен. — Прости.

Алеку захотелось схватить его за рубашку и хорошенько встряхнуть, раскрыть ему глаза. Пусть лучше ненавидит его.

— Я думал, что так будет лучше. Отец погиб, а рядом со мной была Лидия.

— Лидия, — протянул Магнус, перекатывая имя на языке. — Ты ничего не сказал мне про нее в Индианаполисе.

«Потому что нечего было говорить. Потому что она была просто подругой. Потому что я не чувствовал ни к ней, ни к кому-нибудь другому ничего из того, что чувствовал к тебе».

— Я знаю, я виноват. Но я люблю ее.

Ложь. Какая же наглая ложь. Слишком явная.

Как Магнус мог не заметить этого?

Не заметил. Сжал зубы до скрипа и опустил голову. Алек видел, как ходили желваки на его щеках.

— Любовь — это хорошо, — Магнус поднял взгляд. Совершенно пустой взгляд, от которого у Алека пробежали мурашки по коже. — Я пойду.

Алеку тоже было пусто. Он чувствовал себя не то что выжатым, а пропущенным через мясорубку. Мышцы, скелет, внутренние органы, эмоции и чувства — всё превратилось в крошку.

Тёплый нос уткнулся ему в плечо, и Алек посмотрел на Рэмбрандта. Кто утверждает, что животные не умеют чувствовать, просто не общались с ними так, как он. В глазах коня читалось искреннее сопереживание.

«Что с тобой? Всё будет хорошо?»

— Всё будет хорошо, малыш, — а сам понимал, что не будет.

Не сейчас, когда Магнус уходил, понурив плечи. И снова он был тому причиной. Нельзя было оставлять все так, просто нельзя.

— Магнус!

Зачем он его окликнул?

«По-другому было нельзя».

Магнус затормозил и удивлённо обернулся. Алек быстро провел рукой по лошадиному боку и подал знак Рэму, оставаться на месте, прежде чем сорвался и почти бегом помчался к Магнусу.

— Прости меня.

— Ты уже извинялся.

— Нет, не так. Прости меня, — он подошёл ещё ближе и взглянул в глаза. — Ты можешь ненавидеть и презирать меня, я поступил, как последний идиот. Я не должен был уходить. А еще точнее — не должен был оставаться или вообще идти с тобой. Я не думал о твоих чувствах, — перевёл дыхание и положил руку на плечо, почувствовав, что Магнус внезапно вздрогнул. — И за то, как я вел себя, когда ты приехал, тоже прости. Это оказалось слишком неожиданным для меня. Ну, то, что это оказался именно ты, — слова путались, и он знал, что говорит не то. Не то, что хотел, а то, что было нужно. — Просто давай общаться нормально? Это нужно «Феерии». Я не в праве просить тебя, но давай попробуем быть друзьями.

Он и сам не знал, откуда взялась смелость и наглость, чтобы сказать это. Он почти ждал удара, ведь сам на месте Магнуса обязательно ударил бы. Но надо было попытаться. Ради «Феерии».

Магнус не ударил. Ничего не говорил. Просто молчал с нечитаемым выражением лица.

«Лучше ударь».

Вдруг он улыбнулся. Все так же грустно, как и прежде.

От этой улыбки у Алека свело зубы.