Под куполом небес

– Не показывай никому свою татуировку! Тут этого могут не понять!..

Набитый на коже зажжённый факел и крупные буквы «ОКСВА» навязчиво бросались в глаза.

– Ограниченный Контингент Советских Войск в Афганистане! – Вазир с подчёркнутой иронией расшифровал гордую аббревиатуру. – Хм! Ограниченный!.. – Вазир сверкнул глазами и тут же спрятал эмоции. Его тихий вкрадчивый голос, завораживая и усыпляя, снова монотонно и по-восточному напевно зазвучал:

– Моё имя теперь другое… Нет покоя мне и моей земле! Сначала вы – русские! Против вас – моджахеды, американцы!.. С вами хоть всё ясно было – вы воевали «по понятиям». И понятно, на чьей стороне. Янки, как вы их зовёте – всегда исподтишка… Думаю, они скоро тоже ворвутся в мою страну, как голодные шакалы! Найдут повод. Хар че меймун зештар адаш биштар! «Чем страшнее обезьяна, тем она больше танцует!» – так говорят на востоке. Я был сначала вашим другом, потом врагом. Теперь я снова ваш друг. Теперь уже до конца. Определился, понял, что для моей родины важнее, коль всё так… Американцы – варвары! Хотя они так зовут нас с вами. Демократия! Враньё! Деньги – их Бог! Вот и вся демократия!.. Да, я работаю на вашу страну! Уже много лет. А значит, и на свою. Делаю всё, что могу…

Повисла пауза. Назойливой мухой монотонно гудел вентилятор, гоняя плотный жаркий воздух.

Пашка переваривал сказанное. Вспоминался разговор перед поездкой сюда с «куратором».

Недосказанное или иносказательное в том разговоре теперь постепенно вырисовывалось, как на фотокарточке в проявителе.

Вазир остановил свой взгляд на знакомом сборнике стихов Хафиза Ширази, который лежал на гримировальном столе. Безучастно взял томик в руки, погладил обложку. Задумчиво, на память, глядя Пашке в глаза, процитировал, словно эти строки касались его лично:

Вошла в обычай подлость. В мире нету
Ни честности, ни верности обету.
Талант стоит с протянутой рукою,
Выпрашивая медную монету.
От нищеты и бед ища защиту,
Учёный муж скитается по свету…

Пашка принял эстафету, продолжив:

Зато невежда нынче процветает:
Его не тронь – вмиг призовёт к ответу!
И если кто-то сложит стих, подобный
Звенящему ручью или рассвету, –
Будь сей поэт, как Санаи, искусен –
И чёрствой корки не дадут поэту.
Мне мудрость шепчет: «Удались от мира,
Замкнись в себе, стерпи обиду эту.
В своих стенаньях уподобься флейте,
В терпении и стойкости – аскету».
А мой совет: «Упал – начни сначала!»
Хафиз, последуй этому совету.

Вазир докончил мудрые строки древнего поэта, вкладывая в них смысл, ведомый только ему:

Терпенье открывает путь победам.
Идёт удача за терпеньем следом.
Чьё сердце ноет, словно от ожога,
В душе его и мука, и тревога.
Но вот меня что тешит хоть немного:
Что ни случится – всё во власти Бога.
– Подари мне эту книгу!..

Пашка замялся. Он привык к полюбившемуся сборнику за эти тягостные дни невольной неволи, в свалившейся на его голову неожиданной заграничной поездке. Строки книги спасали всё это время, держали душу на плаву.

– Я гость! На Востоке отказывать не принято! К тому же тебя должны были предупредить: «Что бы ни попросил…»

Пашка ахнул! Теперь ему всё стало ясно. Или, по крайней мере, он стал догадываться об истинной цели его гастролей.

– Взамен дарю тебе свою книгу. Береги её пуще глаза! Это твой любимый Омар Хайям! Не потеряй, не отдавай ни при каких обстоятельствах!.. Ну, разве… Если дело будет в шляпе! Кажется, так у вас говорят…

Пашка решил было задать вопросы, вертящиеся у него на языке, но Вазир движением руки остановил:

– Не всё могу тебе сказать, да и не нужно. Ты делаешь своё дело, я своё. Давай продолжать жить дальше, мой друг Паша́ ибн Жара аль-Руси! Прощай! Барори кор! Удачи!..

Вазир быстро переоделся. Пашка не успел оглянуться, как из его вагончика в тёмных солнцезащитных очках и теперь уже во всём белом выскользнул обыкновенный восточный мужчина. Он, как лёгкое дуновение ветерка от лопастей вентилятора, мгновенно растворился в жарком мареве каменных лабиринтов старинных улочек…