Под куполом небес

Свете достался иранский платок спокойной расцветки, в которых женщины Востока с удовольствием ходят по улицам. Затем Пашка протянул ей роскошную бронзовую джезву ручной работы для утреннего кофе, посеребрённую внутри. Её узкую высокую горловину венчала резная крышка, исполненная в Восточном стиле. Света изобразила радость, но её выдали глаза. Если она и ждала чего-то, то немного иного. Она чмокнула мужа в щёку и отвлеклась тем, что стала повязывать подаренный платок на шею. Пашка успел перехватить этот короткий импульс дрогнувших ресниц. Он не мог сейчас сказать, что настоящий подарок для неё лежит в потаённом месте и ждёт своего часа. Пашка решил тянуть до дня рождения Светы. «Хороша ложка к обеду». До «обеда» оставалось всего ничего…

Венька, сидя за столом, украдкой поглядывал на подаренные ему часы, встряхивал тяжёлым браслетом. Когда никто не видел, «хукал» на стекло и аккуратно протирал невидимые пятна. Захарыч, мурлыча, колдовал над своей «исинькой», заваривал очередную порцию привезённого Пашкой чая. Света с Пашкой всё замечали и улыбались. Их взгляды встретились, задержались. Они задали друг другу свои немые вопросы. И кажется, получили на них ответы…

Глава двадцать четвёртая

Инцидент случился в первый же день, как только «Ангелы» спустились на грешную землю земли сибирской. Полётчики перед началом гастролей распаковывались, растянув за кулисами тросы своей подвески. Кто-то уже был на куполе, ждал сигнала снизу. Валентина ненавязчиво управляла процессом – она теперь полностью приняла на себя руководство номером вместо своего отца Виктора Петровича. Тот ушёл на пенсию и был режиссёром-постановщиком подобных номеров в студии в Москве.

Сегодня всё было как всегда. Но не совсем…

Света, Пашка, Венька и, в какой-то степени, Захарыч ждали этой неизбежной встречи. Виду никто не показывал, но нервы у всех были напряжены. Каждый внутри переживал свою драму…

Венька – парень простой, почти деревенский, в хитросплетениях человеческих отношений привык видеть ясность и конкретность. В данный момент он видел угрозу семейной жизни Пашки со Светой, которая из-за Валентины едва не рухнула на его глазах тогда, в передвижке, ещё до того, как эта семья образовалась. Сколько боли тогда приняла на себя Света!.. Он помнил. Прошло почти пять лет, но забывать и прощать такое он не собирался, хоть это и имело отношение к нему весьма косвенное. У Веньки был собственный кодекс чести. Он видел, как напряжён его друг. Захарыч посуровел и стал молчаливее обычного. Света как-то вдруг разучилась улыбаться. Вообще что-то было не так и не то… Тут ещё этих «Ангелов» черти принесли!..

…Венька прогуливал Салюта в дальнем конце кулис, почти перед самой конюшней. Его чего-то вдруг понесло поближе к манежу, туда, где ждала своего часа взлететь под купол тросовая оснастка. В такие моменты наступать на неё нельзя ни по нормам техники безопасности, ни по древним цирковым традициям. Венька прошёлся по тросам сам и провёл коня. Ему сделали резонное замечание, тот в ответ огрызнулся. Валентина, как руководитель, сказала что-то справедливое, но резкое. Венька обозвал её «дамочка». А как реплику в сторону, жизнеутверждающее – «сучка!» В некоторых жизненных ситуациях эти слова бывают синонимами…

Тут всё и началось. Созревший прыщ прорвался…

В цирке боевой клич «наших бьют» – не пустой звук. В зависимости от ситуации, его масштабы вырастают стремительно. Поднимается на ноги, скажем, цирковая гостиница, если нужно решать глобальную проблему с местными в городе. «На исходной» могут оказаться всего несколько человек, если этого будет достаточно. Но поднимутся обязательно. И в этот конкретный момент неважно, кто с кем в ссоре, это всё потом. «Наших бьют» – это здесь и сейчас! Такова древняя цирковая традиция…

Любой групповой номер – это прайд, семья. Тут все один за другого без оговорок…

Венька получил своё мгновенно… У себя на родине он бывал в передрягах неоднократно. Бойцом был знатным. Веньку Грошева по кличке Червонец знали, уважали и обходили стороной. Здесь же он, не успев опомниться и договорить очередную мысль, увидел вспыхнувший «звездопад» и покачнувшийся потолок закулисья. Один из полётчиков перехватил повод лошади, и Салют через секунду стоял в стороне, нервно перебирая ногами. Другой воздушный гимнаст организовал для Веньки очередной фейерверк, который яркими звёздами снова полыхнул в его подбитом глазу. Но «Червонец» – не мелкая монета. Самый крупный гимнаст-ловитор весом килограммов под сто тут же с грохотом отправился в полёт куда-то под реквизитные ящики. Венькин оставшийся глаз сверкал яростью, крылья носа с горбинкой хищно раздувались. Он, «длинноногая жердя» (по характеристике Захарыча), с весом боксёра-«мухача», сейчас держал оборону против четырёх отлично сложённых парней. Ещё один гимнаст успел получить хлёсткий удар в челюсть, но устоял и попытался зайти сзади. Венька почувствовал, как кто-то прикрыл его спину.