Под куполом небес

Ещё через три дня – очередной переполох в роддоме. Приехала вся программа забирать родившегося. С ними были и журналисты из газеты, и два телеканала, и даже кто-то с местного радио – это директор цирка с администратором подсуетились сделать себе рекламу. Шутки неслись со всех сторон, кричали медсёстрам: «Вы там не перепутайте! Нашего давайте, а то потом репетируй с чужим – вдруг он окажется бездарным!» Из другого угла неслось: «Лёха! Мальчики, говорят, кончились! Девочку брать будем?..» От этого напора медперсонал растерялся. Мало того, что так многолюдно, так ведь ещё и неприлично шумно. Здесь роддом всё-таки!..

Перед входом было столпотворение. Тут тебе и легковые автомобили, украшенные надувными шарами, и разрисованный автобус с надписью «Цирк», и грузовики с заклеенными афишами бортами, на которых восседал цирковой оркестр. Он грянул марш Дунаевского, когда роженица, как цирковая мадонна, вышла с ребёнком на руках. Лёха к тому времени уже был «никакой» от счастья и выпитого…

Когда же разноголосая толпа отъехала от роддома, появилось ощущение, что все оглохли – так стало тихо…

Вся эта свистопляска, в конечном итоге, вылилась в шумную цирковую кавалькаду по городу, что должно было дополнительно привлечь зрителей на оставшиеся представления…

Продолжение было в цирковом буфете, украшенном гирляндами цветов и поздравительными надписями. Программа собрала деньги и купила молодым родителям дорогущую немецкую коляску, в которой восседал огромный медведь с синим бантом на шее. Вахтёрша Вера Ивановна обеспечила банкет рассыпчатой картошкой, вскрыв стратегические запасы тех самых частных закромов. Её солёные помидоры с огурцами вызвали не меньшие восторги, чем повод, по которому собрались. Гулянка затянулась далеко заполночь. Она хмельной стихией выплеснулась за ворота цирка и потекла рекой по улицам Курска. Поили всех, кто попадался под руки…

Газеты ещё пару дней пестрели крикливыми заголовками. Очередь в кассу заметно выросла. Слово «цирк» было у всех на устах. Оказалось оно и у милицейского патруля, который неожиданно захомутал Витьку Фатеева. Задержали его случайно. Бродит такой худой, высокий, с длинными редкими сальными волосами по гастроному. Глаза выпучены, бормочет себе что-то под нос. В авоське – два десятка плавленых сырков «Дружба» и столько же пачек чая. После задержания в отделении состоялся диалог:

– Зачем так много чая?

– Козы любят.

– Какие козы?

– Цирковые.

– Они что, его пьют?

– Нет, жуют.

– Знаю, козы табак любят, сигареты за милую душу – сам видел. Но чтобы они заварку ели!

– Козы не наши, ангорские!

– А-а!.. А зачем столько сырков?

– Дрессировщик любит!

– А-а!..

Было ощущение, что задержанный поддатый. Но не пахло. Зрачки вроде тоже не были расширены. Но тот явно был не в себе. Опытные МВДэшники пребывали в растерянности и недоумении. Когда же Витька задвинул им речь об относительности всего сущего в концепции Альберта, нашего, так сказать, Энштейна, Диогена и Лао-Дзы, снабдив свой спич подробностями из работ Декарта и Макиавелли, плюс процитировал целую словесную канонаду из творчества Джорджа Беркли и Монтескьё, те сочли за благо вытолкать упирающегося Фатеева из опорного пункта как можно быстрее – «не дай бог укусит, делай потом сорок уколов!..»

Глава сорок первая

Гастроли в Курске после всех тех событий снова проходили неспешно, рутинно. Неделя – выходной, ещё неделя – очередной выходной. Жизнь текла неторопливо, день за днём. Так и дожили до очередного окончания гастролей в очередном гастрольном городе.

Пашка, Света, Венька и Захарыч готовились к переезду в Воронеж, на который строили много планов. Упаковывали лишний реквизит в коневозку, которая на этот раз должна была поехать своим ходом – автоприцепом. Захарыч, как всегда, командовал. Венька с Пашкой послушно исполняли то, что им и самим было давно известно. Света оставила в гардеробной цирка и шорной только самые необходимые вещи для жизни и продолжающихся репетиций. До очередной премьеры ещё было время. Воронежский директор просил немного подождать в Курске, пока в его цирке освободится конюшня.

Пашка с Венькой не утерпели и, отпросившись у Захарыча со Светой, смотались в Воронеж на разведку. Выехали рано, едва только стало светать. Венька взял у двоюродного брата его «Ладу», и они скоренько, за три часа, добрались до «болевой точки» Пашки – так он называл место своего прошлого обитания. Всю дорогу он ехал задумчивым, неразговорчивым. Венька всё понимал, тоже молчал, глядя на неширокую ленту трассы. Он думал о своём, улыбался немногочисленным облакам на небе да уснувшим до весны холмистым полям Черноземья…

В Воронеже Венька был только однажды с отцом, проездом, и то на заре своей юности, когда гнали одну из машин таксопарка на авторемзавод. Он запомнил лишь какие-то узкие переулки, серые невзрачные дома – вот и все представления его о Воронеже. Провинция!.. Пашка же рассказывал о своём городе, словно он жил в Париже. У Веньки даже появилось желание побродить по этому городу. Вот случай и представился…