Читаем Под лаской плюшевого пледа полностью

Лишь одним, зато знатно,

Нас лефовец удивил:

Только вправо и знавший

Палить-то, а тут – слевил.


Кабы в правую – свёрк бы

Ланцетик – и здрав ваш шеф.

Выстрел в левую створку:

Ну в самый-те Центропев!

6

Зёрна огненного цвета Брошу на ладонь, Чтоб предстал он в бездне света Красный как огонь.


Советским вельможей,

При полном синоде…

– Здорово, Сережа!

– Здорово, Володя!


Умаялся? – Малость.

– По общим? – По личным.

– Стрелялось? – Привычно.

– Горелось? – Отлично.


– Так стало быть пожил!

– Пасс в нек’тором роде.

…Негоже, Сережа!

…Негоже, Володя!


А помнишь, как матом

Во весь свой эстрадный

Басище – меня-то

Обкладывал? – Ладно


Уж… – Вот-те и шлюпка

Любовная лодка!

Ужель из-за юбки?

– Хужей из-за водки.


Опухшая рожа

С тех пор и на взводе?

Негоже, Сережа.

– Негоже, Володя.


А впрочем – не бритва —

Сработано чисто.

Так стало быть бита

Картишка? – Сочится.


– Приложь подорожник.

– Хорош и коллодий.

Приложим, Сережа?

– Приложим, Володя.


А что на Рассее -

На матушке? – То есть

Где? – В Эсэсэсэре

Что нового? – Строят.


Родители – ро́дят,

Вредители – точут,

Издатели – водят,

Писатели – строчут.


Мост новый заложен,

Да сбит половодьем.

Все то же, Сережа!

– Все то же, Володя.


А певчая стая?

– Народ, знаешь, тертый!

Нам лавры сплетая,

У нас, как у мертвых,


Прут. Старую Росту

Да завтрашним лаком.

Да не обойдешься

С одним Пастернаком.


Хошь, руку приложим

На ихнем безводье?

Приложим, Сережа?

– Приложим, Володя!


Еще тебе кланяется…

– А что добрый

Наш Льсан Алексаныч?

– Вон – ангелом! – Федор


Кузьмич? – На канале:

По красные щеки

Пошел. – Гумилев Николай?

– На Востоке.


(В кровавой рогоже,

На полной подводе…)

– Все то же, Сережа!

– Все то же, Володя!


А коли все то же,

Володя, мил-друг мой —

Вновь руки наложим,

Володя, хоть рук – и –


Нет.

– Хотя и нету,

Сережа, мил-брат мой,

Под царство и это

Подложим гранату!


И на раствороженном

Нами Восходе —

Заложим, Сережа!

– Заложим, Володя!

7

Много храмов разрушил,

А этот – ценней всего.

Упокой, Господи,

душу усопшего врага твоего.


август 1930

Савойя

Лучина

До Эйфелевой – рукою

Подать! Подавай и лезь.

Но каждый из нас – такое

Зрел, зрит, говорю, и днесь,


Что скушным и некрасивым

Нам кажется ваш Париж.

«Россия моя, Россия,

Зачем так ярко горишь?»


Июнь 1931

Стихи к Пушкину

1

Бич жандармов, бог студентов,

Желчь мужей, услада жен,

Пушкин – в роли монумента?

Гостя каменного? – он,


Скалозубый, нагловзорый

Пушкин – в роли Командора?


Критик – но́я, нытик – вторя:

«Где же пушкинское (взрыд)

Чувство меры?» Чувство – моря

Позабыли – о гранит


Бьющегося? Тот, соленый

Пушкин – в роли лексикона?


Две ноги свои – погреться —

Вытянувший и на стол

Вспрыгнувший при самодержце

Африканский самовол –


Наших прадедов умора —

Пушкин – в роли гувернера?


Черного не перекрасить

В белого – неисправим!

Недурён российский классик,

Небо Африки – своим


Звавший, невское – проклятым.

– Пушкин – в роли русопята?


Ох, брадатые авгуры!

Задал, задал бы вам бал

Тот, кто царскую цензуру

Только с дурой рифмовал,


А «Европы вестник» – с…

Пушкин – в роли гробокопа?


К пушкинскому юбилею

Тоже речь произнесем:

Всех румяней и смуглее

До сих пор на свете всем,


Всех живучей и живее!

Пушкин – в роли мавзолея?


То-то к пушкинским избушкам

Лепитесь, что сами – хлам!

Как из душа! Как из пушки —

Пушкиным – по соловьям


Сло́ва, сокола́м полета!

– Пушкин – в роли пулемета!


Уши лопнули от вопля:

«Перед Пушкиным во фрунт!»

А куда девали пёкло

Губ, куда девали – бунт


Пушкинский? уст окаянство?

Пушкин – в меру пушкиньянца!


Томики поставив в шкафчик —

Посмешаете ж его,

Беженство свое смешавши

С белым бешенством его!


Белокровье мозга, морга

Синь – с оскалом негра, горло

Кажущим…


Поскакал бы, Всадник Медный,

Он со всех копыт – назад.

Трусоват был Ваня бедный,

Ну, а он – не трусоват.


Сей, глядевший во все страны —

В роли собственной Татьяны?


Что́ вы делаете, карлы,

Этот – голубей олив —

Самый вольный, самый крайний

Лоб – навеки заклеймив


Низостию двуединой

Золота и середины?


«Пушкин – тога, Пушкин – схима,

Пушкин – мера, Пушкин – грань…»

Пушкин, Пушкин, Пушкин – имя

Благородное – как брань


Площадную – попугаи.


– Пушкин? Очень испугали!


1931

2

ПЕТР И ПУШКИН

Не флотом, не по́том, не задом

В заплатах, не Шведом у ног,

Не ростом – из всякого ряду,

Не сносом – всего, чему срок, —


Не ло́том, не бо́том, не пивом

Немецким сквозь кнастеров дым,

И даже и не Петро-дивом

Своим (Петро-делом своим!).


И бо́льшего было бы мало

(Бог дал, человек не обузь!),

Когда б не привез Ганнибала -

Арапа на белую Русь.


Сего афричонка в науку

Взяв, всем россиянам носы

Утер и наставил, – от внука -

то негрского – свет на Руси!


Уж он бы вертлявого – в струнку

Не стал бы! – «На волю? Изволь!

Такой же ты камерный юнкер, —

Как я – машкерадный король!»


Поняв, что ни пеной, ни пемзой —

Той Африки, – царь-грамотей

Решил бы: «Отныне я – цензор

Твоих африканских страстей».


И дав бы ему по загривку

Курчавому (стричь – не остричь!):

– Иди-ка, сынок, на побывку

В свою африканскую дичь!


Плыви – ни об чем не печалься!

Чай, есть в паруса кому дуть!

Соскучишься – так ворочайся,

А нет – хошь и дверь позабудь!


Приказ: ледяные туманы

Покинув – за пядию пядь

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзив: Русская классика

Судьба человека. Донские рассказы
Судьба человека. Донские рассказы

В этой книге вы прочтете новеллу «Судьба человека» и «Донские рассказы». «Судьба человека» (1956–1957 гг.) – пронзительный рассказ о временах Великой Отечественной войны. Одно из первых произведений советской литературы, в котором война показана правдиво и наглядно. Плен, немецкие концлагеря, побег, возвращение на фронт, потеря близких, тяжелое послевоенное время, попытка найти родную душу, спастись от одиночества. Рассказ экранизировал Сергей Бондарчук, он же и исполнил в нем главную роль – фильм начинающего режиссера получил главный приз Московского кинофестиваля в 1959 году.«Донские рассказы» (1924–1926 гг.) – это сборник из шести рассказов, описывающих события Гражданской войны. Хотя местом действия остается Дон, с его особым колоритом и специфическим казачьим духом, очевидно, что события в этих новеллах могут быть спроецированы на всю Россию – война обнажает чувства, именно в такое кровавое время, когда стираются границы дозволенного, яснее становится, кто смог сохранить достоинство и остаться Человеком, а кто нет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза

Похожие книги

100 шедевров русской лирики
100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.

Александр Александрович Блок , Александр Сергеевич Пушкин , Василий Андреевич Жуковский , Константин Константинович Случевский , Семен Яковлевич Надсон

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза