— Помолчите минуту! — перебил он ее. — Я не хочу промахнуться на этот раз… Мне просто больно смотреть на то, как вы себя обманываете, — продолжил он. — В то, что вы называете «обществом», войти сегодня не труднее, чем в зал любого захудалого казино. Если я и обеспечиваю свое существование, паразитируя, все равно я отдаю в двадцать раз больше, чем получаю. Такие, как я, зачастую единственные, кого можно назвать людьми среди всей этой швали, и мы вынуждены вращаться в этом кругу — у нас нет выхода.
Она рассмеялась — он все больше и больше ей нравился. Ей хотелось знать, как сильно рассердится Нельсон, когда узнает, что Оскар ушел, захватив с собой его маникюрные ножницы и утреннюю газету.
«Все равно, — думала она по дороге домой, — скоро мы заживем по-другому, станем солидными и заведем ребенка. Пусть только кончится это лето».
Остановившись у цветочного магазина, она увидела, как из дверей выходит молодая женщина с большим букетом цветов. Женщина посмотрела на нее сквозь огромный букет, и Николь заметила, что она очень красива, — а затем подумала, что где-то она ее уже видела. Один или два раза — не больше; имя совершенно вылетело у нее из головы, она даже ей не кивнула и забыла об этой встрече до вечера.
За обедом собралось двенадцать человек: друзья Голдинга, Лиддел и Карлин Майлс, мистер Дэн — она насчитала за столом представителей семи национальностей. Среди прочих пришла и изысканная молодая француженка, мадам Деланю, к которой с легкой руки Николь прилепилось прозвище «девушка Нельсона». Ноэль Деланю была ее близкой подругой; когда они вчетвером играли в гольф, или куда-нибудь ездили, Ноэль всегда получала статус напарницы Нельсона; но сегодня, когда Николь представила ее кому-то как «девушку Нельсона», шутливое прозвище вдруг показалось ей отвратительным.
За столом Николь громко объявила:
— Мы с Нельсоном начинаем новую жизнь!
И все поддержали — они тоже, мол, давно подумывают об этом.
— Для англичан это в порядке вещей, — сказал кто-то из гостей, — потому что их жизнь — словно пляска со смертью — ну, знаете, пир во время чумы, праздник в осажденной крепости и все такое. Это заметно, когда они танцуют — у них на лицах всегда какое-то напряжение. Они об этом знают, и им это нравится. Они никогда не задумываются о том, что ждет их завтра. Но вы — американцы, и вы зря теряете время. Если вам вдруг захочется надеть пресловутую «зеленую шляпу» или цилиндр, это будет означать только одно — вы слишком много выпили!
— Мы хотим начать новую жизнь! — вслух заявила Николь, но внутри засомневалась: «А все-таки мне будет так не хватать этого моря, этой очаровательной беззаботности». Что будет потом? Привыкнут ли они к спокойной, размеренной, лишенной напряжения жизни? Ответ каким-то образом зависел от Нельсона. Его недовольство тем, что он никуда не двигается в плане карьеры, росло и должно было, наконец, вылиться в новую жизнь или, вернее, в новую надежду на жизненную гармонию для них обоих. Этот ответ целиком и полностью зависел от него, от мужчины.
— Ну, ребята, пока!
— Мы отлично провели время!
— Не забудьте начать новую жизнь!
— До встречи вечером!
Гости шли по дорожке к своим автомобилям. Лишь Оскар, слегка раскрасневшийся от ликеров, остался на веранде с Николь, рассказывая ей снова и снова о том, как он пригласил к себе одну девушку «посмотреть его коллекцию марок». Устав от людей, желая поскорее остаться в одиночестве, Николь еще немного послушала, а затем взяла с обеденного стола стеклянную вазу с цветами и ушла через стеклянную дверь веранды в темную комнату — а его голос следовал за ней, так как он все еще продолжал рассказывать, стоя на веранде. Пройдя комнату и выйдя в салон, она все еще слышала бормотание с веранды — и в этот момент из соседней комнаты послышался еще один голос, заглушивший голос Оскара.
— Поцелуй меня еще, — услышала она.
Николь остановилась и замерла в тишине, которую теперь нарушал лишь голос с веранды.
— Осторожнее! — Николь узнала слабый французский акцент Ноэль Деланю.
— Я устал быть осторожным! Кроме того, они все равно на веранде.
— Нет, лучше встретимся как всегда.
— Милая, милая моя…
Оскар Дэн на веранде устал и умолк. Стряхнув оцепенение, Николь сделала шаг — вперед или назад, она не знала. Она услышала, как люди в соседней комнате торопливо разошлись, услышав стук ее каблуков.
Она вошла в комнату. Нельсон закуривал; Ноэль стояла к ней спиной и, по-видимому, искала на стуле шляпку или кошелек. С ужасом, а не с яростью, Николь бросила — нет, швырнула в нее стеклянную вазу, которую все еще держала в руках. Она не хотела попасть в Ноэль — уж если кто и заслуживал подобного обращения, это был, без сомнений, Нельсон — но волна ее чувств перехлестнула границы разума и Николь уже не отдавала отчета в своих действиях. Ноэль Деланю, полуобернувшись, получила сильный удар в голову.
— Боже! — воскликнул Нельсон.
Ноэль медленно осела на стоявший рядом стул и подняла руки, словно защищаясь от новых ударов. Ваза упала, не разбившись, и покатилась по толстому ковру, разбрасывая по полу цветы.
— Что ты наделала!