Под маской

На улице было прохладно. Николь стояла и смотрела на ночное небо, думая о том, что размолвка ее ранила — ведь Нельсон не ушел вместе с ней, оправдавшись тем, что миссис Майлс, видите ли, решила остаться до конца! Это ее задело. Она рассердилась на Нельсона и знаками объяснила гиду, что хочет сейчас же вернуться в отель.

Через двадцать минут вернулся Нельсон, сердитый потому, что она ушла, не дождавшись его, и оттого, что он почувствовал себя виноватым за то, что остался на представлении. В это было невозможно поверить, но это случилось — они, нежданно-негаданно, поссорились.

Глубокой ночью, когда в Бу-Саада воцарилась абсолютная тишина, а кочевники на базаре закутались в бурнусы и превратились в неподвижные мумии, Николь заснула у него на плече. Время идет, не считаясь с нашими желаниями — впервые у них возникла размолвка и остался горький осадок. Но они любили друг друга, и любовь их выдержала бы и не такое испытание. В юности и Николь, и Нельсон были одиноки, и сейчас им хотелось попробовать на вкус настоящей жизни; до сих пор они искали и находили весь мир друг в друге.

Через месяц они приехали в Сорренто. Николь брала уроки вокала, а Нельсон пытался найти новый ракурс для пейзажа с видом Неаполитанского залива. Это была именно та жизнь, о которой они столько читали и о которой так долго мечтали. Но на деле они, как и многие, обнаружили, что очарование идиллии зиждется на чьем-нибудь желании ее обеспечить — то есть кто-то опытный и здравомыслящий должен был позаботиться обо всех «прозаических» вопросах существования, и лишь при таком условии всем остальным можно было наслаждаться чарами пасторальной, детской беззаботности и спокойствия. Николь и Нельсон были одновременно и слишком старые, и слишком юные, и слишком американцы, чтобы сразу приспособиться и принять обычаи чужих краев. Лишь жажда жизни делала их неугомонными, потому что его занятия живописью не имели никакой определенной цели, а ее занятия вокалом также не обещали в ближайшее время перерасти в нечто серьезное. Они говорили, что «никуда не торопятся»; вечера были долгими, и за ужином они начали в больших количествах пить вино с Капри.

Отель целиком принадлежал англичанам. Все они были пожилые и приезжали на юг в поисках хорошей погоды и тихого отдыха. Нельсона и Николь злил тихий смысл их существования. Неужели люди могут быть довольны жизнью, бесконечно беседуя о погоде, день за днем прогуливаясь по одним и тем же улицам, месяц за месяцем поедая одни и те же спагетти на обед? Потихоньку они и сами начали скучать, а скучающие американцы — это нечто вроде натянутой тетивы. Обстоятельства сложились так, что однажды вечером напряжение стало нестерпимым.

После бутылки вина за ужином они решили перебраться в Париж, снять там небольшую квартирку и серьезно взяться за работу. Париж обещал все преимущества мегаполиса, друзей их собственного возраста — в общем, все те удовольствия, которых им так не хватало в Италии. Преисполнившись надежд, они пошли после обеда в гостиничный салон, где Нельсон уже в десятый раз заметил огромное антикварное механическое пианино. Ему вдруг пришло в голову попробовать его завести.

В салоне как раз находились единственные англичане, с которыми у них возникли хоть какие-то отношения: это был генерал сэр Эвелин Фрэйджел с супругой, леди Фрэйджел. Отношения между парами были весьма кратки и не слишком приятны: увидев, как американцы выходят из отеля на пляж в одних лишь купальных халатах, леди Фрэйджел, находясь в нескольких ярдах от них, вслух заметила, что это отвратительно и должно быть запрещено правилами отеля.

Но это было ничто по сравнению с ее реакцией на первые ужасающие звуки, раздавшиеся из недр механического пианино. Когда клавиши перестали вибрировать и пыль веков осела на полу, леди Фрэйджел неестественно быстро вскочила со стула, вздрогнув так, словно ее ударило током. Слегка оглохнув от внезапного грохота первых аккордов песенки «В ожидании Роберта Э. Ли», Нельсон присел на стул, а леди Фрэйджел пересекла комнату — даже шлейф ее платья дрожал от возмущения — и, не глядя на чету Келли, выключила инструмент.

Это был один из тех поступков, которые можно либо просто не заметить, либо счесть невероятным оскорблением. Нельсон на мгновение задумался; затем, припомнив надменное замечание леди Фрэйджел, вернулся к инструменту по ее горячим следам и вновь его включил.

Инцидент приобрел международный характер. Все взгляды были прикованы к борющимся сторонам, ожидая дальнейших шагов и гадая, чем все закончится. Николь поспешила к Нельсону, чтобы уговорить его прекратить и замять дело, но было слишком поздно. Из-за столика англичан поднялся оскорбленный до глубины души генерал сэр Эвелин Фрэйджел, чтобы встретить врага лицом к лицу и с честью выйти из критической ситуации, в которой он оказался впервые после освобождения Лэдисмита.

— Какая наглость! Это оскорбительно!

— Простите, что вы сказали? — сказал Нельсон.

— Здесь уже пятнадцать лет! — воскликнул сэр Эвелин. — Никогда даже не слышал, чтобы кто-нибудь позволял себе такое!