Под маской

— Тот человек с куском льда тоже служит Королю, — сказал он. — Он положит лед на голову Людоеду и заморозит его мозги, чтобы он больше никому не сделал зла.

Девочка проводила его взглядом. Мимо прошли еще люди. В фургончике с надписью «Драпировки из Делавэра» проехал негр в ярко-желтом пальто. Опять хлопнула и медленно открылась ставня.

— Смотри, папа, добрые феи опять побеждают!

В его возрасте уже понимаешь, что такие дни не забываются — тихая улица, хорошая погода и разыгравшаяся на глазах у ребенка сказка, которую создал он сам, хотя ее блеск и фактуру ему самому уже ни увидеть, ни ощутить. Так что в качестве замены он вновь потрепал дочь по щеке и уплатил за это тем, что включил в рассказ еще одного мальчишку и хромого калеку.

— А я тебя люблю, — сказал он.

— Я знаю, папа, — рассеянно ответила она, глядя во все глаза на дом. Он на мгновение закрыл глаза, пытаясь увидеть то, что видела она, но ничего не вышло — ему никогда уже не проникнуть за те пыльные шторы. Он видел просто негров и мальчишек, а погода навевала воспоминания о давно ушедших и еще более чарующих утренних часах.

Из столярной мастерской вышла дама.

— Ну, как? — спросил он.

— Все хорошо. Иль куиль э фа ле майзон де пупи пур ле Дю-Понт. Иль ва ле фэр.

— Комбьен?

— Вин син. Что-то я долго, вы уж простите.

— Смотри, папа, еще солдаты пошли!

Машина тронулась. Проехав несколько миль, мужчина повернулся и сказал: «Пока ты там ходила, мы наблюдали крайне интересное событие». Он кратко рассказал о случившемся. «Жаль, что мы уехали и не увидели штурма».

— Мы видели! — воскликнула девочка. — Штурм был на соседней улице. И в том дворе осталось лежать тело Людоеда. Король, Королева и Принц убиты, так что теперь Принцесса стала Королевой.

Его Король и Королева ему нравились, и было жаль, что от них так бесцеремонно избавились.

— Но ведь сказок без героя не бывает? — пристально посмотрел он на нее.

— А она выйдет замуж! Тогда и появится Принц.

Они ехали дальше, и каждый стал думать о своем. Дама думала о кукольном домике — она выросла в бедности и у нее такого никогда не было; мужчина думал о том, что у него уже почти миллион долларов; а девочка думала о необычайном происшествии на темной улице, которую они только что проехали.

В чужих краях

I

Вечером воздух почернел от саранчи, и дамы визжали, в страхе падая на пол автобуса и укрывая волосы дорожными одеялами. Саранча шла на север, пожирая все на своем пути, хотя в этом уголке мира еды для нее было совсем немного; насекомые летели по прямой, в полной тишине, словно хлопья черного снега. Ни одно насекомое не ударилось о ветровое стекло, ни одно не упало внутрь автобуса — заметив это, шутники тотчас принялись высовывать руки из окон, пытаясь поймать хоть одну саранчу. Через десять минут стая поредела, туча прошла, и из-под одеял стали появляться дамы, взъерошенные и чувствующие себя довольно глупо. Начался обмен впечатлениями.

Говорили все; казалось абсурдным не вступить в общий разговор после того, как вместе со всеми ты пережил нашествие роя саранчи на самом краю пустыни Сахара. Американский турок разговорился с английской вдовушкой, следовавшей в Бискру, чтобы подарить свое разбитое сердце какому-нибудь безвестному шейху. Биржевой брокер из Сан-Франциско застенчиво заговорил с писателем. «А вы, случайно, не писатель?» — спрашивал он. Отец и дочь, семья из Уилмингтона, разговорились с авиатором из Лондона, который хотел совершить перелет в Тимбукту. Даже шофер-француз обернулся к пассажирам и громко объявил: «Шмельи!», что вызвало приступ истерического смеха у профессиональной сиделки из Нью-Йорка.

Среди всех довольно неуклюжих попыток сближения внезапная перемена настроения выглядела естественно лишь в одном случае. Мистер и миссис Лиддел Майлс, повернувшись, как один человек, улыбнулись и одновременно заговорили с сидевшей сзади молодой американской парой:

— Ну, как? Не покусали вас?

Американцы вежливо улыбнулись в ответ.

— Нет. Нам жутко повезло!

Им было никак не больше тридцати; они все еще смотрелись как жених и невеста. Красивая пара: муж был в меру сильным и нежным, жена очаровательно светла: светлые глаза, светлые волосы. Живая свежесть ее лица подчеркивалась милой и спокойной уверенностью. Мистер и миссис Майлс угадали их принадлежность к особому, избранному кругу «хороших семей»: об этом говорила их изысканно-простая манера держаться и врожденная сдержанность, вовсе не походящая на чопорность. Если они держались особняком, то лишь потому, что им было достаточно общества друг друга. А пренебрежение обществом остальных пассажиров со стороны мистера и миссис Майлс выглядело как сознательно натянутая маска. Это была общественная позиция, рассчитанная на внешний эффект, как и вездесущая пронырливость везде совавшего свой нос и потому вызывавшего у всех презрение американского турка.

Майлсы сочли эту молодую пару «вполне достойной»; наскучив обществом друг друга, они совершенно искренне попытались с ними сблизиться.