— Хорошо, — согласился Наско, движимый любопытством.
— Подожди меня здесь!
Человек растаял в темноте так же неожиданно, как и появился. Глубокую тишину вдруг нарушил треск выламываемых досок. Через несколько минут незнакомец вновь вырос перед Наско.
"Завтра у хозяина будет причина ругаться", — подумал Наско. Он зашагал рядом с незнакомцем. Вскоре в черной стене тьмы замигало светлое пятнышко. За выступом стены, окаймляющей канал, они увидели трех мужчин, лежавших вокруг догорающего костра, который отбрасывал мрачные тени на заросшие лица.
— Вставайте, доски надо наломать, гостя согреть!
Трое одновременно подняли головы и принялись бесцеремонно разглядывать Наско.
— Прямо барин, — лениво произнес один из них.
— Сначала представь нас, Панчо. — Это сказал молодой человек с красивым лицом и добрым взглядом.
— Представить, говоришь? — иронически переспросил тот, кто привел Наско. — Ты, Чиче, кажется, еще не примирился с ролью отверженного.
— Глупости! Все же я в меньшей степени паразит, чем любой акционер этих фабрик…
— Слышали песенку, — оборвал его Панчо и, изменив голос, видимо, подражая Чиче, сказал: — При этом проклятом строе мы есть общественно полезное сословие, ибо через всю страну несем наш протест против существующих порядков. Мы — обвинительный акт, мы — наглядный пример гнилости буржуазного строя… и так далее и тому подобное.
— Ты примитивен, Панчо. Если бы мы жили в равноправном свободном обществе…
— Да, да, да… Лингеров бы не существовало, потому что блага распределялись бы поровну. Так?
Панчо засмеялся и повернулся к Наско:
— Это Чиче, наш теоретик. Если в пампасах его не укусит какая-нибудь бешеная собака, он вырастет в идеолога лингерского движения.
— Коммунист? — спросил Наско.
— Нет, он ненавидит коммунистов. И прав. Представь себе, они, как и буржуазия, считают нас паразитами. Он анархист или, точнее, романтик, мозги немножко набекрень.
— Не звони, лучше представь нас гостю, — рассердился Чиче.
— Ладно, раз ты так придерживаешься протокола. Вот этот толстяк — Жан. Он утверждает, что родился не от матери и вообще не простой смертный. Доказательством тому, что до сих пор ни один гаучо не всадил в его толстую задницу дробь. А они прекрасные стрелки. И вот еще что: в полицейских участках больше всех его бьют. Но мы по несколько дней охаем, а он как выйдет, так и запрыгает, будто освежающий душ принял. Никто не знает его настоящего имени. Даже полиция не докопалась. Жан — и точка. Эй, медведь, — обратился он к вытянувшемуся на земле Жану, — встань-ка, доски надо наломать!
Тот не шевельнулся.
— А этот с физиономией учителя на пенсии — Бо-би, — продолжал Панчо. — В противоположность Жану, его жизнь нам досконально известна. Был главным кассиром какого-то большого предприятия. Но скучная профессия не мешала ему иметь сердце нежное и сентиментальное. В сорок лет взял да и женился на своей подчиненной, этакой восемнадцатилетней кошечке, нищей, как церковная мышь, и красивой, как мадонна. Дальше все пошло, как в серийном голливудском фильме. Кошечке требовались туалеты, служанки, автомобиль. И чем больше она желала, тем чаще посматривал Боби на сейф, пока, наконец, не сунул в него руку. А сунувши раз, стал частенько туда залезать. Помолодевшее сердце Боби запылало страстью обеспечить будущее кошечки и своего чада. Он выгреб из сейфа все, что мог, купил два-три дома, обеспечивших жене солидную ренту, и сел в тюрьму. Беда пришла потом. Через несколько лет наш герой вышел из тюрьмы и отправился прямо к своей кошечке. А она царапается и кусается: "Кто ты такой? — говорит. — Я тебя не знаю. Вор!" Боби хотел приласкать ребенка, а она тигрицей на него бросается: "Назад! Не трогай ребенка, а то позову его отца!"
— Я назначу тебя моим официальным оратором, — пробормотал худой, сутулый человек, выглядевший стариком. — Ты очень интересно рассказываешь эту глупую историю.
Панчо продолжал:
— А этот красавец — Чиче. Чиче — значит красивая желанная игрушка. Он наша гордость, хотя все мы, так сказать, избранные. Мозги у него, как губка. За шесть месяцев Жан выучил его английскому. Сейчас Боби учит его вести бухгалтерию. Все в себя впитывает его красивая болгарская тыква…
— Почему болгарская? — удивился Наско.
— Потому что он болгарин. Есть такая маленькая страна, затерянная в мире, Болгарией называется.
— Я тоже оттуда! — обрадованно воскликнул Наско.
Чиче вскочил:
— Не может быть!
— И все же да, — сказал Наско по-болгарски.
— Значит, болгарин? — Чиче схватил его в объятия и быстро заговорил, переходя с болгарского на испанский. — Ведь это замечательно! Ребята, смотрите, какие у меня соотечественники — первый сорт! Дайте-на бутылку вина! Рассказывай, рассказывай, что нового у нас…