Инстинкт самосохранения заставляет их держаться вместе. Пеоны начинают понимать, что страх перед их сплоченностью порождает ярость у хозяев. Они осознают, что необходимо организоваться. А в тех условиях это означало прежде всего организованную защиту.
Объединяясь в группы, все более многочисленные, пеоны легко справляются с пьяными бандами наемных убийц. Куда опасней другой враг — голод. Против него бессильны и острые ножи, и меткие выстрелы. Нет сил человеческих одолеть этого неумолимого врага.
Дети гибли от голода, а хозяйские склады ломились от запасов продовольствия. На пастбищах паслись тысячи голов скота, зорко охраняемого вооруженными до зубов наемниками. Чтобы спасти детей от голодной смерти, пеонам оставалось одно — просить пощады или активно бороться. Первое означало возвращение к еще более беспросветному рабству — пеоны хорошо знали, что такое милосердие хозяев. И они предпочли борьбу.
Появились боевые группы пеонов. Без особого труда они сломили сопротивление банд наемников и захватили несколько поместий. Теперь продовольствия могло хватить на недели и месяцы… Пеонам и во сне не приходилось видеть такого изобилия, но они не пировали. Они знали, что борьба только начинается, и подтянули свои ряды, чтобы довести ее до победного конца.
Караваны повозок с провизией и скот пеоны направили в заранее намеченные пункты Патагонии. В короткий срок они хорошо организовали свою жизнь в столь необычных условиях. Из стратегических соображений, в целях более эффективной защиты было создано несколько лагерей. Каждый лагерь представлял собой коммуну с выборным советом, которому все подчинялись. Еду готовили в общем котле и распределяли между всеми поровну. Пеоны создали боевые отряды, санитарные, продовольственные и другие службы. Проблемы не составило и дальнейшее пропитание людей: тысячи голов скота из разгромленных эстансий бродили по пастбищам Патагонии, а пеоны прекрасные наездники и умеют метать лассо. Специальные группы должны были снабжать коммуны свежим мясом и пополнять запасы продовольствия.
Плантаторы растерялись. Кто мог подумать, что темные недалекие пеоны способны на такую организованность! Ясно, завопила буржуазная печать, среди них действуют красные агенты Москвы! Однако это не изменило положение вещей в Патагонии. Правда, в эстансиях над головами пеонов уже не свистел хозяйский бич, но движение за право на человеческую жизнь продолжало шириться и развиваться. Тогда хозяева попытались выиграть время и на требования пеонов отвечали уклончиво. Но пеоны не поверили им. Они определяли срок для выполнения своих требований. Если же хозяева не придерживались сроков, пеоны бросали работу и уходили из поместий в ближайший лагерь или образовывали новую коммуну.
Далеко Патагония, на самом краю земли. Дальняя окраина Аргентины, пути туда из Буэнос-Айреса сушей или морем до гавани в Комодоро-Ривадавии не меньше десяти суток. Продовольствие в Патагонию доставляется из Буэнос-Айреса. Землевладельцы и здесь столкнулись с непредвиденными затруднениями. Городской пролетариат Патагонии решительно встал на сторону пеонов. Нельзя было доверять даже служащим железных дорог — не без их помощи поезда часто останавливались в пути, и груз доставался пеонам. Снабжать поместья продовольствием и оружием оставалось только морем. К причалам подходили перегруженные товарами пароходы. Но докеры отказывались работать: Не находилось и желающих доставлять товары в поместья. Даже чтобы отгрузить товары на берег, приходилось прибегать к плеткам и солдатским карабинам.
Но и это не все.
Конца-краю нет патагонской земле. Длинные караваны повозок и грузовиков должны пройти десятки, а то и сотни километров, чтобы добраться до эстансий. Нередко караваны не доходили до места назначения. Иной раз наемники, сопровождавшие и охранявшие караваны, пьяницы и авантюристы, делили товары между собой, продавали их и уходили через Анды в Чили, куда не доставала рука хозяина. Бывало и так, что караван попадал в руки бастующих.
Хозяева и их молодчики на своем горбу стали испытывать то, чему подвергали пеонов, — голод и страх.
Проходили дни, и цветущая прежде Патагония постепенно меняла свой болик. Эстансии пустели. Урожай некому было убирать. Огромные стада, оставшиеся без пастухов и охраны, разбегались, мешались со стадами из соседних поместий или уходили туда, где степь была шире и трава сочнее. Сотни тысяч овец обросли длинной мягкой шерстью, столь необходимой английским текстильным предприятиям, а когда наступила жара, начался массовый падеж скота.