Под небом Аргентины

— Ты, Стефан, раньше на Влада, как на бога молился, — вставил кто-то. — Не он виноват в твоих бедах.

— И правда, зачем наговаривать на человека? — с укоризной сказал хозяину Амуджа. — Ради кого он борется? Все мы знаем, что зарабатывал он неплохо и мог жить в свое удовольствие. Побольше бы таких, как Влад. И вот что, запомните: кто слово худое про него скажет, шею тому сверну.

На минуту воцарилось неловкое молчание. Потом разговор возобновился.

— Полиция совсем разошлась. Вчера у нас облаву устроили. Старшего доньи Чолы увезли. Ох и голосище у этой женщины! Я через две улицы живу, а слышал ее крик, как под окном. Мы пробрались задворками — узнать, что случилось. — Рассказчик сделал паузу, довольный, что овладел вниманием собеседников. — Чола во всю бранится, дергает полицейских: "Кому вы служите, сукины сыны? Гринго, вот кому! Кто фабриками заправляет? Американские и английские кровопийцы! А вы у них в холуях ходите!" Сыплет всякими словами, как бритвой режет. "Посмейте только тронуть моего мальчика, передушу вот этими руками! — кричит и своими кулачищами, как молотами под носом у них размахивает. Передушу, хоть в утробе матери укроетесь — найду, так и знайте!" Потом вдруг утихомирилась и говорит сыну: "Ступай, сынок, и держись молодцом. Не забывай, что ты аргентинец и рабочий!" И парень пошел за полицейскими с улыбкой, будто на свадьбу. Вся улица его провожала…

— А полицейские-то — вот потеха! — засмеялся другой. — Сперва все грозились, а потом чуть ли не упрашивать стали. Приказ, говорят, исполняем. Если бы Чола пустила в ход свои кулаки, вся улица бы на них набросилась. Люди очень озлоблены.

— Потом они с досады подожгли будку Тибора. Говорят, искали каких-то расклейщиков прокламаций, — добавил Петр.

— Каких расклейщиков? — спросил только что вошедший Видю, как всегда, сопровождаемый Трако.

Вопрос удивил всех. Старый Амуджа, еще не унявший досады, ответил раздраженно:

— Вы что, с луны свалились? Да об этих расклейщиках весь Берисо говорит!

— Ладно, не злись, Амуджа, расскажи лучше, в чем дело.

— Полиция уже решила, что они какие-то заколдованные, — продолжал Петр. — Расклеивают прокламации, пишут лозунги на стенах и заборах прямо у нее под носом. Полицейские, как встретят на улице человека с пакетом в руках, останавливают и обыскивают; со стен срывают воззвания, буквы часами смывают. А назавтра, а то и в тот же день — оп-ля! — появляются новые, еще похлеще.

— Когда фабрики начали работать, эти расклейщики сделали такое, что за это и медали не жалко. Весь город бегал смотреть Хозяйские зазывалы встречали рабочих на улице, которая ведет на фабрику "Свифт", и приглашали войти. А люди смеются в ответ. Что же ты думаешь? На стенах вот такими буквищами выведено: "Вас обманывают! Держитесь! Победа за нами!" Как бросились полицейские смывать те буквы! И водой горячей мыли, и скребли — ничего не помогло. Пришлось красной краской замазать. А на следующий день поверх этой красной появились те же слова белыми буквами.

— Отчаянные, видать, ребята! — с восхищением воскликнул кто-то.

— Стефан, неси пол-литра! — крикнул Видю.

— Вы только и способны, чтобы глушить водку, — проворчал Петр. — А бастовать да с голоду пухнуть дуракам предоставляете.

Новость была подобна разорвавшейся бомбе. В первый момент никто и поверить не мог в происшедшее. Только когда листовки засыпали улицы, Берисо зашумел, как развороченный улей. Радио подтвердило новость и передало ее несколько раз: заработная плата повышается от пяти до десяти сентаво в час, всем рабочим предлагается в сорок восемь часов пройти перерегистрацию; по остальным требованиям забастовочный комитет и администрация фабрик продолжают переговоры.

Весь день в городе царило праздничное настроение. Улицы заливали потоки людей. Женщины поздравляли друг друга, целовались на радостях, весело шутили. Впервые за много дней дети опять принялись с криками гонять тряпичные мячи. Мужчины не стеснялись шумно выражать свою радость. Конечно, это еще не полная победа, но хозяева идут на уступки. И по другим вопросам они вынуждены будут уступить. От пяти до десяти сентаво в час — ведь это от пятидесяти сентаво до одного песо в день!. Многие достали заботливо припрятанную мелочь и отправились в кабаки. Рюмочка крепкой граппы усилила радость, люди с нетерпением ждали завтрашнего дня, когда можно будет начать работу.

Призрак полной победы так вскружил головы, что отдельные трезвые голоса утонули в море всеобщего энтузиазма. "Нужно обдумать, — говорили некоторые, — выждать, узнать, что решит забастовочный комитет". "Зачем? — возражали им. — Повышение заработной платы — это уже победа. Кто мог ожидать подобного финала?"

Поздно вечером забастовочный комитет сказал свое слово: никакого соглашения с хозяевами не достигнуто, предложенные условия — не что иное, как новая попытка обмануть рабочих.