Под небом Аргентины

Как только забастовочный комитет приступил к разъяснительной работе, сразу же обнаружилась глубокая трещина в руководстве профсоюзов. Эта трещина появилась уже после оглашения новости. Многие профсоюзные деятели согласились с предложением коммунистов вести борьбу до конца и ответить "нет" на провокационное предложение фабрикантов. Но анархисты решительно выступили за принятие условий хозяев. Они утверждали, что это значительная уступка и, если пропустить такой случай, забастовка совсем провалится, тогда не только анархисты, но и забастовочный комитет будут дискредитированы. Социалисты солидаризировались с так называемыми чистыми анархистами. Они поспешили раструбить о своем мнении среди единомышленников, заявляя, что каждый сам должен решить, как ему поступить — выходить на работу или нет.

Позднее стало известно, что анархисты и социалисты передали начальнику фабричной полиции список людей, на которых можно положиться. Это было совсем лишним. Старый опытный полицейский обладал феноменальной памятью. Он сам любил хвастаться, что знает родословную всех рабочих, причисленных им к категории "красных агитаторов". Теперь он решил воспользоваться случаем, чтобы очистить от них фабрики.

Разногласия внутри забастовочного комитета, выявившиеся в кульминационный момент забастовки, были равноценны предательству. Большинство забастовщиков растерялось. Растерянность усилилась, когда на следующий день к конторам потянулись группы рабочих для перерегистрации. Стало ясно, что "победа" обернулась поражением.

Фабричные конторы походили в те дни на полицейские участки. Каждый рабочий подвергался тщательному допросу. На работу принимали только тех, кого не было в списках неблагонадежных. Вскоре выяснилось и другое обстоятельство — не принимали иммигрантов, главным образом славян, а также старых аргентинцев. Наступил подходящий момент, чтобы выбросить их на улицу, не выдав пособия. Хозяева стремились своим маневром уничтожить солидарность рабочих, создав искусственное деление между аргентинцами и иммигрантами.

Рабочие молча проходили через конторы. На широкой площади перед фабрикой толпились принятые и непринятые и оживленно комментировали события. Победа ли это? Вряд ли надо было разъяснять. Слишком велика была разница между достигнутым и тем, за что они боролись, а боролись они за восьмичасовой рабочий день, за обеспечение пособий при увечьях и в старости, за более высокую оплату женского труда. Радость, накануне охватившая всех при мысли о том, что пришел конец их нищенскому существованию, померкла и вскоре совсем исчезла.

Охваченные гневом и возмущением, забастовщики забыли о том, что голод давно уже поселился в их домах. Предприниматели играют с ними, как кошка с мышкой! Возмущение росло. Новые группы рабочих текли к фабрикам, но, узнав о вероломстве собственников, даже не заходили в конторы, а присоединялись к гудящей на площади толпе, сжимая кулаки.

Анархисты и социалисты сновали среди рабочих, уговаривая их принять условия фабрикантов. Но красноречие их ни на кого не действовало. Мысль о том, что необходимо продолжать борьбу до полной победы, вскоре охватила всех.

И тогда случилось непоправимое.

Собравшиеся на площади люди не заметили, как ее со всех сторон окружили полицейские. Будто из-под земли выросло несколько эскадронов конной полиции, хорошо известных под именем "казаков". Они перегородили две главные улицы, ведущие к фабрикам, а пешие полицейские выстроились перед фабричными постройками. Рабочие очутились в кольце и зашумели, догадываясь об опасности. Толпа начала расползаться. Одни потянулись с площади, другие, колеблясь, напра-вились к широко открытым фабричным воротам. Однако большинство, увидев это, сразу забыло о своих страхах, вызванных появлением полицейских. С возмущением толпа смотрела на отдельных рабочих, пытавшихся отделиться от массы и украдкой проникнуть на фабричный двор. Вслед им летели ругательства, улюлюканье, оскорбительные выкрики. Вскоре отдельные выкрики слились в хор, рабочие скандировали: "Подлец! Предатель! Хозяйский пес!" Уже вся толпа орала в один голос:

— Долой предателей! Даешь забастовку!

Потом на короткое время наступила тишина, и в этот миг прозвучал выстрел. Кто-то охнул, дико застонал, по толпе прошла волна, и все замерли. Люди испуганно переглядывались, не понимая, что произошло. Но в следующую минуту прогремело несколько выстрелов и понеслись с криками "казаки", яростно врезаясь в толпу. Они бешено размахивали длинными резиновыми дубинками, топтали людей копытами лошадей.

В первый момент казалось, что накипевшее негодование толкнет рабочих на кровавое сражение с полицией. В руках у многих сверкнули длинные ножи. Некоторые залегли у домов и целились в "казаков" из револьверов. Толпа сдернула с лошадей и растерзала несколько жандармов. Выстрелы участились. В толпе прозвучали трезвые голоса, которые умоляли, приказывали, призывали опомниться и не идти на поводу у провокаторов. Площадь начала быстро пустеть…