Под небом Аргентины

Недовольство полиции передалось и наемникам из лиги. До поздней ночи они шатались по городу, врывались в кабачки, дико ругали "красных агентов" и "гринго". Но буйствовали они понапрасну. Городок словно обезлюдел, рабочие как сквозь землю провалились.

Плачевный финал провокационного плана еще раз показал, что даже хорошо продуманная провокация не может победить сплоченность и дисциплинированность рабочих. Поджог одного-двух клубов, разгром нескольких домишек и трактиров, побитые окна и разбросанные по дворам убогие пожитки нескольких семей — вот и все, чего добились провокаторы и наемные бандиты. Люди посмеивались: "Бандиты даже дорожных расходов не оправдали!"

Впрочем, одного предприниматели все же добились — с помощью анархистов и социалистов фабрики набрали примерно половину необходимой рабочей силы и работали нормально. Пострадала и большая часть наиболее активных рабочих: они были уволены или брошены в тюрьмы. Печать открыла бешеную антикоммунистическую кампанию. Газеты пестрели вымышленными историями о заговорах и задуманных убийствах. И многие из рабочих в Берисо, политически не очень-то устойчивые, начали сдаваться…

Пролетарский Берисо потерпел еще одно поражение, но обогатил опыт классовой борьбы. Одно поражение не решает борьбы, тогда как приобретенный опыт ведет к верной победе.

Ряды пополняются

1

Прошло два месяца со времени забастовки, и Берисо снова был грязным городком, задыхавшимся от фабричного дыма и омерзительной вони. Рабочие, мужчины и женщины, потоками устремлялись по утрам к фабричным воротам, а вечером медленно растекались по улицам, устало волоча ноги, с апатичными лицами. Кабачки снова наполнялись посетителями, особенно по праздникам и в дни получки, публичные дома, как и прежде, встречали и провожали клиентов. На первый взгляд все осталось по-прежнему. Но только на первый взгляд.

В сущности, город жил новой, интенсивной жизнью. Давно уже кончилась забастовка, а люди все еще подводили итоги, спорили, сравнивали, выясняли ранее не известные обстоятельства. Наступил период переоценки событий, поисков истины, пробуждения самосознания.

Город быстро созревал политически. Рабочие, познав горький опыт заблуждений, развенчивали старых идолов. Женщины, впервые принявшие участие в борьбе, вдруг как-то сразу сравнялись в развитии самосознания с мужчинами и одаренные практическим чутьем, помогали им скорее прозреть истину. А коммунистическая партия, завоевавшая широкие симпатии трудящихся, вселяла в них веру в собственные силы.

Пролетарский Берисо уже имел свои жертвы и своих героев. Сотни рабочих были выброшены владельцами фабрик на улицу, томились в тюрьмах или залечивали раны, десятки пропали без вести и погибли. Коммунистическая партия организовала помощь пострадавшим, посылала врачей и лекарства, заботилась об адвокатской защите арестованных, пеклась о семьях уволенных, арестованных и убитых. Рабочим Берисо помогали трудящиеся всей Аргентины.

То новое, что родилось в результате поражения в Берисо, создало еще одну ступеньку на пути к единению. В будущем при новом неизбежном испытании это единение несомненно должно было дать свои плоды. Людям труда стало ясно, что их объединенные усилия подобны стальному кулаку, готовому со страшной силой обрушиться на их извечного врага — капитал — и уничтожить его.

День, прибывая на глазах, вытеснял мрак, все еще плотно окутывавший город. Сильный ветер со свистом завихрялся у домов, громыхал листами жести, выметал дворы, яростно толкал прохожих.

На улице Рай в окошках мигали огоньки. Безработные уже спешили к фабричным воротам, чтобы часами мерзнуть на ледяном ветру в бесконечно длинных очередях, проклинать, сквернословить, просить у всевышнего хоть какой-нибудь работы, пусть даже временной, на несколько дней. Счастливцы, уже имевшие работу, в эти утренние минуты допивали мате и ожидали с нетерпением фабричного гудка.

Стоян остановился у дома доньи Чолы. Огляделся, никого не увидел и решился войти. Постучал в дверь один раз, второй. Никто не ответил. Он обошел дом и увидел на заднем дворе плескавшегося над умывальником пожилого человека. Стоян хлопнул в ладоши. По обычаю, принятому в Аргентине, особенно в провинциях, этот условный сигнал — хлопанье в ладоши — он должен был подать еще на улице. Поэтому Арнедо встретил его с удивлением. Потом нахмурил лоб и строго спросил:

— Почему не предупреждаете, как положено?

— Разве ты не узнал меня, дон Арнедо? — печально улыбнулся Стоян.

— Постой-ка, постой! Это ты, Стоян?

Старик внимательно вгляделся в гостя. Медно-красное лицо Стояна выглядело постаревшим, широкая спина ссутулилась, сильные руки беспомощно висели.

— Откуда ты, Стоян? — спросил Арнедо и затряс его руку. — Чола! — позвал он и повернулся к гостю: — Когда тебя выпустили? А мой Эваристо? Ведь он с тобой был, где он?

— Выпустят на днях.

— Куда ты запропастилась, жена? — крикнул Арнедо громче.

Чола показалась на пороге с мате в руках.

— Ну что расшумелся?

— Зови гостя в дом!

— Ополоумел ты, старик? Какие там еще гости ни свет, ни заря? — удивилась Чола.