Под небом Индии

– Потому что сама она неспособна родить!

– Осторожней, мемсахиб. Такие обвинения равносильны государственной измене.

Привратник помоложе открыл ворота, чтобы впустить богато украшенную карету. Мэри попыталась проскользнуть следом за ней, но привратники оказались проворнее и загородили ей проход. Мэри успела разглядеть накрашенное лицо, увешанные драгоценностями руки и шею.

– Прошу вас! – взмолилась она, но карета уже отъехала.

Мэри ждала, изнемогая от жары. Молоко текло из ее груди, пропитывая платье. После долгой дороги все ее тело было покрыто пылью. Мэри изнывала от тоски и, несмотря на то что у нее были изранены ноги, готова была воспользоваться любой возможностью, чтобы проникнуть внутрь. Но привратники внимательно следили за ней, поэтому она села снаружи и, поставив рядом сумку, стала наблюдать за прибывающими и уходящими людьми, ощущая во рту вкус отчаяния, пыли и горя. Мэри чувствовала ароматы праздника – духо́в и восторга, копченого мяса и сладкой ваты, сиропа и специй. Из дворца доносилась музыка.

Мэри просидела так до наступления темноты; не впустивших ее привратников сменили новые, следившие за ней столь же пристально.

– Прошу вас, – вновь взмолилась она, – впустите меня!

Привратники не обращали внимания на ее слова.

Мэри проснулась среди ночи. Она лежала на каменистой земле. Дворец окутывало золотое сияние. Где-то там был ее сын, о котором заботились посторонние люди, в то время как молоко из груди Мэри стекало на твердую холодную землю.

Глава 70

Сита

Забыть. 1937 год

Сите сказали, что Мэри кричала: «Верните моего сына!»

Она стояла у ворот с утра до вечера. Лиф ее платья был пропитан молоком, юбка изорвана, волосы растрепаны, а по лицу текли слезы.

Еще Сите сказали, что приглашенные во дворец английские сановники с бесстрастными лицами отводили взгляды, делая вид, будто не замечают спектакля, устроенного их соотечественницей.

Горожане, приходившие во дворец, чтобы принять участие в торжествах, собирались вокруг Мэри, удивленные тем, что мемсахиб пала так низко.

«Мы-то думали, что сахибы и мемсахиб не устраивают сцен, – шептались они. – Они не плачут даже на похоронах, лишь стоят столбом. У них даже губы не дрожат!»

«Но эта женщина – другая. Я могу понять ее горе. И сочувствую ее безумию. Когда у моего малыша жар не спадал два дня, я чуть с ума не сошла».

Сите говорили, что горожане таращились на Мэри, пока доносившиеся с территории дворца звуки – счастливый детский визг, крики лоточников – и запах жареной еды и сладостей не становились слишком соблазнительными; тогда люди входили в ворота.

Мэри пыталась последовать за ними.

«Прошу вас! – молила она, хватая их за руки. – Возьмите меня с собой. Я просто хочу увидеть своего ребенка».

Тогда в дело вмешивались привратники. Один из них провожал смущенную, полную сочувствия семью внутрь, а другой загораживал Мэри путь.

Сита попросила служанку сообщать ей обо всем, что делает Мэри. Необходимо знать о каждом ее шаге, чтобы понимать, какую угрозу она представляет.

Поняв, что никто не воспринимает Мэри всерьез – ни ее соотечественники-англичане (Сита проследила, чтобы слухи о ее прошлом распространились: никто не станет общаться с опозоренной, разведенной женщиной, сошедшей с ума от горя), ни горожане, ни индийские сановники, – королева решила запереть ее в дальнем уголке своего сознания, там же, где она хранила чувство вины и угрызения совести, которые испытывала, видя, как ее муж воркует с мальчиком, которого считает своим сыном.

Джайдип сразу же вжился в роль отца. Он нянчился с ребенком и все время разговаривал с ним, к огромному удовольствию многочисленных ай.

– Этот малыш идеален, – сказал Джайдип, протягивая Сите ребенка. – Просто твоя копия.

Однако она отвернулась, не в силах смотреть на малыша, потому что видела в нем черты Мэри. Ситу преследовало выражение ужаса, отчаяния, ярости, тоски и мольбы, возникшее на лице Мэри, когда она осознала смысл ее слов.

Взгляд Джайдипа стал вопросительным. Одна из ай взяла ребенка, привычно укачивая его и напевая колыбельную.

– Я устала, – коротко сказала Сита и опять отвернулась.

Она не могла видеть смятение и разочарование на лице мужа.

– Я дам тебе отдохнуть, – сказал он.

Сита молча кивнула, в то время как ей хотелось кричать, проклиная богов, которые не дали ей собственного ребенка, из-за чего ей пришлось совершить то, что она совершила.

Почему мне не хочется брать его на руки? Почему я не могу его любить?

Любовь придет, когда я забуду, что это ребенок Мэри. Я должна об этом забыть.

Ему со мной лучше. Теперь я – его мать.

Глава 71

Мэри

Одинокий гибискус. 1937 год

Утром привратники снова сменились.